Пробуждение Оливии - Элизабет О’Роарк Страница 2

–Твои внеклассные занятия – совсем другое дело,– продолжает он.– Как известно, прошлый тренер уделял особое внимание твоим индивидуальным тренировкам. Здесь такого не будет, это понятно?

Я тяжело вздыхаю. Макьюэн понятия не имеет, что собой представляли мои индивидуальные тренировки на самом деле. Ему невдомек, что они были намного хуже, чем он думает; что при всем желании я не могла остановить этого человека… И поверьте, я пыталась.

–Понятно,– отвечаю я, скрипя зубами.

Макьюэн встает и сообщает, что даст нам с Лэнгстромом возможность переговорить с глазу на глаз. У меня пересыхает во рту, пока я провожаю его взглядом из кабинета, и только когда за ним закрывается дверь, неохотно поворачиваюсь к своему новому тренеру, которого уже чертовски ненавижу.

–Надеюсь, ты здесь не задержишься,– прямо заявляет тот.– Я не куплюсь на этот бред про «хорошую девочку, которая совершила ошибку». Ты чуть не убила человека.

Я отчаянно стараюсь сдержаться, разглядывая пол, стены – что угодно, лишь бы не смотреть на него. С усилием я все же беру себя в руки, от чего мои мышцы напрягаются; яконцентрирую всю свою энергию на том, чтобы не взорваться. «Да пошел ты, пошел ты, пошел ты!» Почему я вообще должна слушать этого типа? У него широкие плечи, высокий рост – телосложение пловца или футболиста, а не бегуна. Я не стану указывать автомеханику, как менять масло, так с какого перепугу этот парень будет учить меня бегать?

–Мне любопытно: ты хотя бы сожалеешь?

Я сжимаю кулаки. Люди все время задают мне этот вопрос, но на самом деле ответ им не нужен. Они просто хотят напомнить, что я должна сожалеть. И мне жаль. Жаль, что я потеряла стипендию. Жаль, что мне пришлось уйти и что я больше не смогу бегать в первом дивизионе. Но я не жалею о том, что сделала. Когда вспоминаю Марка Белла с его самодовольной улыбкой и той мерзкой тенью в глубине глаз, мне довольно трудно сожалеть о содеянном.

Главное – не озвучить последнюю мысль вслух…

–Я не хотела, чтобы он так сильно пострадал,– бормочу я.

Это единственный правдивый ответ, который не выставит меня психопаткой.

–Вообще-то не очень похоже на раскаяние,– указывает Лэнгстром.

«Это и не раскаяние, придурок».

–Бегаешь ты дерьмово,– продолжает он.– В последний раз ты поднималась выше третьего места почти два года назад и уже три года не бегала милю за четыре тридцать. Ты сдала позиции.

Эта фраза звучит в моей голове каждый день.

–Я могу их вернуть. Мне просто нужно выкладываться на тренировках,– отвечаю я.

Он скрещивает руки на груди. У него действительно красивые бицепсы, что могло бы полностью меня отвлечь, будь у нас другой разговор.

–Ты обуза, и у меня нет никакого желания тратить на тебя время – которое я мог бы вложить в действительно талантливых спортсменок,– только для того, чтобы ты «выкладывалась». Но Питер что-то в тебе увидел. Он утверждает, будто ты неограненный алмаз.

Эти слова меня мгновенно успокаивают. Питер Макьюэн считает, что я – неограненный алмаз… Это чего-то да стоит.

Его губы сжимаются в тонкую линию.

–Я с ним не согласен.

Если бы я была умнее, то уже собирала бы вещи. Потому что совершенно очевидно, что один из нас должен уйти, и вряд ли это будет он.

На улице я замечаю троих парней, сидящих у кирпичной стены корпуса легкой атлетики.

–Эй, новенькая!– кричит один из них. У спортсменов дерзость развита сильнее, чем у населения в целом, так что они гораздо меньше боятся отказа.

Я останавливаюсь и оглядываюсь на них, перекинув через плечо свои темные волосы. Приятно знать, что как бы я ни облажалась, по крайней мере, одного у меня не отнимешь – моей привлекательности. Иметь шикарную внешность почти так же круто, как владеть суперсилой: это все равно что вытянуть карту «Выйти из тюрьмы бесплатно» изаставлять мужчин игнорировать множество моих недостатков, в том числе ужасных. А у меня их очень, очень много…

–Да?– Я вопросительно поднимаю бровь.

У всех троих появляются хулиганские улыбки, и самый смелый неторопливо выходит вперед. Он горяч. И, судя по его широким плечам, вероятно, футболист. Мне это нравится: худощавые бегуны меня не впечатляют.

–Так ты новенькая?

Я снова приподнимаю бровь:

–Я думала, мы это уже выяснили.

–Меня зовут Лэндон,– представляется он, и я внутренне вздрагиваю.

«Лэндон»– так должны звать кого-то из частной школы, одного из тех ребят, которые носят поло с розовыми воротничками и избивают одноклассников после уроков.

И все же он довольно симпатичный. Не то чтобы такие миловидные парни были в моем вкусе, но после нескольких банок пива мои вкусы становятся значительно шире.

–Привет, Лэндон,– бросаю я и продолжаю идти, ведь мужчины обожают догонять и добиваться.

И конечно, он бросается меня догонять. Они все так чертовски предсказуемы.

–Ты не сказала, как тебя зовут,– говорит Лэндон, поравнявшись со мной.

–А ты не спрашивал.

Он ухмыляется, совсем не смутившись:

–Так как тебя зовут?

Я уже готова закончить разговор.

–Финн,– отвечаю я, не замедляя шага.

Лэндон останавливается как вкопанный.

–Это же мужское имя!

–Я знаю.– Меня начинает это веселить.

–Я хочу, чтобы ты стала моей девушкой, Финн!

Ага. Это я тоже знаю.

Уилл

Мне не нужна эта девчонка в команде.

Я это понял сразу, как только она появилась в кабинете Питера. Если бы на фоне заиграла музыка из «Челюстей», и то вышло бы не так зловеще.

Уму непостижимо, что Питер вообще ее пригласил. Ради бога, да она же избила члена своей же команды. Даже если бы ее талант это компенсировал, он проявляется с переменным успехом. Единичные эпизоды блистательности – а затем месяцы посредственных результатов.

–От нее будут одни неприятности,– говорю я Питеру, после того как она уходит.

Я стараюсь, чтобы мой голос звучал отстраненно, пытаюсь скрыть силу своих эмоций, потому что даже я понимаю, что они выходят далеко за рамки разумного.

–Тебе в команде нужен лидер,– указывает тот.– Тот, кто заставит твоих девочек поверить, что у них есть шанс. Ради кого они захотят выкладываться.