Звезды в моем сердце - Барбара Картленд Страница 2

– Она перелетела через ту изгородь, что возле ручья, прямо как птичка, точно говорю, – произнес фермер постарше. – Поверь мне, Джим, за всю свою жизнь мне не доводилось видеть ничего подобного.

– Да, знаю, я тоже ее видел собственными глазами, – ответил тот, кто был помоложе. – В графстве немало женщин, которые неплохо держатся в седле, почти совсем как мужчины. Но она – как будто срослась со своей лошадью.

– Ты прав, мой мальчик! Вот и я говорю, – согласился его собеседник, – она как будто срослась с лошадью. Всегда считал, что мы можем кое-чему научить этих иностранцев, оказалось – и нам есть чему поучиться.

Гизеле стало интересно, о ком они говорят. Последние десять дней она не выезжала верхом, потому что у одной из кобыл в отцовской конюшне было растяжение, а для охоты отец хотел иметь всех лошадей в своем распоряжении. Очевидно, на охоте появился кто-то новый.

Гизелу охватило любопытство и одновременно зависть. Для нее было нестерпимым, что она лишена возможности ездить верхом, а должна сидеть дома и выслушивать бесконечные упреки мачехи, выполнять самые неприятные обязанности по дому, делать то, что никто, кроме нее, не сделает, в то время как она могла бы мчаться по полям, брать препятствия, выслеживать лисицу. От одной мысли об охоте она тяжело вздохнула.

В этот момент распахнулась дверь.

– Сюда, пожалуйста, милорд, я покажу вам уздечку, о которой говорил. Последняя модель. Точно такую я сделал для его светлости герцога. Но эта еще лучше, если позволите мне заметить.

Фред Тайлер заковылял по мастерской, за ним вошел незнакомец. Гизела быстро отошла в сторону, чтобы не помешать ему, и, словно извиняясь, прижалась к стене, увешанной седлами, куда падала густая тень, как раз напротив камина. Хотя вряд ли господин, вошедший в лавку, обратил бы на нее малейшее внимание. Он двигался не спеша, с надменным, гордым видом, возвышаясь над всеми и затмевая всё и всех вокруг.

Он был очень высокий, с непокрытой головой, в его темных волосах отражались отблески огня. Под синей курткой из тяжелого габардина угадывались широкие плечи, а тщательно завязанный сложным узлом шейный платок подчеркивал его выступающий квадратный подбородок. Он даже взглядом не повел, как бы не признавая, что в лавке кто-то есть, кроме него. Поэтому и оба фермера у камина, притихшие от неловкости, и Гизела, сжавшаяся в комочек в конце прилавка, не были им замечены. Длинными, тонкими пальцами, тем не менее казавшимися сильными, он принялся перебирать уздечки, которыми Фред Тайлер с готовностью завалил прилавок.

– Слишком тяжелые, – решительно заявил незнакомец.

– Но я уверяю вас, милорд…

– Слишком тяжелые, – повторил он. – Покажите мне другие.

В его голосе появилась какая-то резкость, когда он снова заговорил. Очевидно, он был из тех людей, с которыми не спорят и кто всегда поступает по-своему.

– Вот, милорд, самая тонкая уздечка из всех, которые я когда-либо делал, – сказал Фред Тайлер.

Лорд молча ее осмотрел.

– Подойдет.

Он повернулся и, не говоря больше ни слова, двинулся к выходу. Он был такой высокий, что голова, казалось, вот-вот коснется потолка. Он заполнил всю лавку – своей статью, величием, своим важным видом. Когда он дошел до двери, Гизела подумала, что теперь ему, несомненно, придется наклонить голову, чтобы переступить через порог. И либо он забудет на секунду о своей высокомерной осанке, которая бросала вызов всему миру, либо ударится о дубовую перекладину над входом.

Она ждала. Он миновал дверь, которую Фред Тайлер услужливо распахнул перед ним, не достав до притолоки одной десятой дюйма. Сама не зная почему, Гизела облегченно вздохнула. Он ушел, а его дерзкий слуга тут же распорядился:

– Отнеси в карету. Да пошевеливайся, шорник!

Она смотрела, как Фред Тайлер заворачивает уздечку, чертыхаясь себе под нос из-за того, что у него получается такой неуклюжий сверток, как спешит к двери, чуть ли не падая на ходу. И тогда Гизела поняла, что не может больше ждать. То, что она увидела, вызвало у нее внутренний протест. Она взбунтовалась и разозлилась одновременно, но даже самой себе не могла объяснить своих чувств. Ей довольно часто приходилось сталкиваться с властолюбивой знатью и на охоте, и в городе. И все же что-то в этом человеке, который только что побывал в лавке, вызвало в ней смятение чувств, до сих пор ей неведомых. Впервые в жизни она спросила у самой себя, по какому праву ей отказывают во внимании при одном появлении «важной птицы». Ведь она не только женщина, она тоже принадлежит к дворянству, «правящему классу», как любил говорить ее отец.

«Правящий класс!» Она чуть было не рассмеялась от такой иронии. Она, которая была не кем иным, как бесплатной служанкой в собственном доме, она, которая должна прислуживать мачехе и молча выносить оскорбления и удары. Все же что касается ее происхождения, в ней текла такая же голубая кровь, как в любом из тех, кому воздавались почести и уважение. Но теперь ей казалось, что хозяева всех лавочек, даже Фред Тайлер, знали, как мало она собой представляет.

Ничего не видя перед собой, поддавшись внезапному порыву, она вышла вслед за шорником из мастерской на улицу, на холодный, пронзительный ветер, как раз в тот момент, когда отъехала карета лорда. Гизела не могла не заметить и пару великолепных гнедых лошадей, запряженных в карету, и кучера в многоярусной пелерине, и дерзкого лакея рядом с ним на козлах, как и герб, украшавший полированную дверцу. Она бросила еще один взгляд на смуглое, высокомерное лицо с тонким точеным носом, плотно сжатыми губами и непреклонным подбородком. Но тут карета уехала, уносимая прочь лошадьми, под звон серебряной упряжи и грохот колес.

Фред Тайлер не видел, как Гизела проскользнула за его спиной и свернула в переулок. Он смотрел вслед карете почти с восторгом на лице. Гизела, которой приходилось бороться с мартовским ветром, вовсе не хотела привлекать к себе его внимание. Она так и не выполнила одно поручение, но теперь ей было все равно. Хотя в какой-то степени это обстоятельство еще больше настроило девушку против незнакомца в карете и подчеркнуло ее собственную незавидную долю.

Лично ее домой карета не везла. В город она приехала в стареньком ландо, которое у них в семье использовали для поездок за покупками и редко для других случаев. Мачеха тотчас отослала коляску на другой конец города с каким-то поручением, а Гизела сказала, что лучше пойдет домой пешком, как только справится со всеми делами, чем будет ждать возвращения ландо.

Дом сквайра, Грейндж, находился всего в двух милях от города, так что для Гизелы было привычным добираться туда своим ходом. Ландо редко попадало в распоряжение Гизелы. Для лошадей всегда находилось лучшее применение, нежели возить ее. Да и охотиться ей бы не позволили, если бы это не устраивало отца, – он мог использовать дочь в качестве второго или третьего грума, к тому же она помогала тренировать лошадей.

Сейчас, когда Гизела брела по дороге, утопая в грязи, стараясь не запачкать подол юбки и в то же время придерживая на голове шляпку, чтобы ее не унесло порывом ветра, она могла думать только об охоте. Ей припомнился разговор двух фермеров. Кто была та женщина, что летала словно птица? – ломала голову Гизела. А потом вдруг, вопреки всем своим намерениям, она снова стала думать о незнакомце. Кто он? Встретит ли она его на охоте? Есть надежда, сердито подумала она, никогда больше его не увидеть, и тут же удивилась собственной ожесточенности. Ее раздражала одна мысль о человеке, по всем признакам снедаемом собственной гордостью. И все же, наверное, ему простительно, если у него есть причина быть гордым. Она тоже гордая, хотя ей абсолютно нечем гордиться, как не раз напоминала ей мачеха.