Бестолковая святая - Алекс Жиро де л'Эн Страница 2

В нашей профессии здравый смысл присутствует в значительно большей мере, чем об этом принято думать. Коллеги, пишущие о моде, успели меня предупредить об атмосфере искренней душевности, которая царит в отношениях между соперничающими редакциями. Обсудить в неформальной обстановке последние дефиле — привычное дело, и достаточно понять с точностью до наоборот то, что станут вам рассказывать другие («Я просто в вос-тор-ге от шоу Сен-Пради»), как собственная статья для ближайшего номера готова («Диссонансы Жана-Рауля Жаопарди»). Короче, я легко могла оказаться за тем столом в компании Алисы Дюпон-Наллар, у нас ее называют АДН, и Мари-Лизы Пулишон, «красотки». Увидев меня, обе широко оскалились, но я предпочла свою укромную нишу, надеясь спокойно обдумать статью.

Над моим креслом нависали три огромные стеклянные полки с изысканными, привезенными из разных стран водами, и я почувствовала жажду. Все случилось в тот момент, когда я подняла руку, чтобы заказать бутылочку «шардонне». Мне на голову обрушились стеклянные небеса: разлетались на куски бутылки, лопались пузырьки газа, рвались в клочья этикетки. Я успела подумать: «Только полный кретин мог придумать water-bar!» — и погрузилась во мрак.

Очнувшись, я увидела милую улыбку Карла Лагерфельда. Говорят, люди после серьезной травмы ощущают себя обновленными и ничего не помнят. Наглое вранье. Я сразу поняла: что-то не так. Карл никогда не улыбается женщинам, которые так одеваются. Его дефиле уже часа два как закончилось, и сейчас он должен ехать в Милан, глуша стаканами легкую колу, которой забит мини-бар в его лимузине. Так что, когда человек с хвостиком на затылке без малейшего немецкого акцента спросил, как я себя чувствую, перед моими глазами промелькнуло случившееся, и я пролепетала:

— Вы ведь не Карл Лагерфельд?

— Не совсем.

— Где я? В американском госпитале?

— Тоже не совсем. — Он был совершенно серьезен.

— Но я хоть не в городской больнице? — тихо простонала я. — Моя редакция такого бы не допустила.

— Конечно. Успокойтесь. Вы… как бы это сказать?.. в другом месте. С вами произошел тяжелейший несчастный случай, ваши шансы выжить были минимальными.

— Были? Пока вы не исчезли, скажите прямо, что я умерла.

— Похоже на то. — Он кивнул и улыбнулся. — Добро пожаловать в мои владения, Полин Орман-Перрен, по прозвищу ПОП. Разрешите представиться: Я — СОЗДАТЕЛЬ.

У меня, разумеется, возникла масса вопросов. Я ужасно изуродована? Колетт, хозяйка заведения, в курсе случившегося, и если да, то сильно ли она расстроилась? Узрел ли кто-нибудь в момент трагедии мой лифчик из прошлогодней коллекции «Ла Перла»? Нет? Честно? Что, даже сестры по перу? Я сейчас в VIP-зоне? Успела я перед смертью прохрипеть врачам «скорой» рекламный слоган к статье «Мы хотим Ю-Брю», ведь по вторникам «Модель» сдают в типографию в 17.00 и нужно успеть смакетировать?

Бог был ошеломлен.

— Меня предупреждали, но это выше даже моего понимания! Вы первая из моих «гостей» говорите ТОЛЬКО о себе. Пустой светский треп в режиме нон-стоп… Поразительно. Обычно люди не начинают с разговора о любимой марке нижнего белья.

Не могу передать, до чего мне не понравился его менторский тон. Я пошла в контрнаступление, потому что за журналисткой «Модели», с какой бы важной персоной она ни беседовала, всегда останется последнее слово. Это даже не свойство характера, а своего рода моральный долг.

— А чего вы от меня ждали? Чтобы я бросилась перед вами на колени и принялась молиться на латыни? Вы, как и положено повелителю и мачо, думаете только о своих дурацких спецэффектах: вот он, я, замри, Земля. Но я — профессионал, и журналистский долг для меня превыше всего. Вы хоть понимаете, в какое положение я ставлю редакцию, исчезнув за три часа до сдачи номера?

— Только не думайте, ПОП, что я хоть чуточку сожалею о том, что факт моего существования вам абсолютно безразличен. При моем положении проблем с самооценкой не бывает. Так что бросьте трепаться о мачо. У вас семья. Муж, двое детей. Вы их любите. Все вновь прибывшие именно об этом и волнуются: «Как они там? Как их успокоить, сказать, чтобы не расстраивались?» Вот я и задумался. Окончательное суждение вынесу позже. (Тут он коротко и устало усмехнулся.)

Я не знала, что сказать. И это несмотря на десять лет профессиональных интервью с самым разным пиплом, даже с великими, и ни один ни разу не застал меня врасплох. Даже с Мадонной, замкнувшейся в молчании, даже с Джорджем Клуни, нарочно отвечавшим невпопад (Вопрос: «Как поживаете?» Ответ: «До следующего вторника, в среду возвращаюсь в Лос-Анджелес»), я всегда держала марку и сыпала вопросами. Но тут Бог меня уделал. За последние пятнадцать минут я и правда ни разу не вспомнила о своей семье. Неужто я настолько погрязла в работе, что нарушаю элементарное правило, гласящее, что жизнь успешной женщины на пятьдесят пять процентов состоит из работы и на сорок пять — из профессионального успеха? А что, если ужаснее всего — не смерть, а осознание факта, что ты не соответствуешь образу «матери эпохи постмодерна», какой сама ее изобразила в № 2054, 2067, 2093, 2100, 2107, 2119, 2131 и 2142 «Модели». Я готова была расплакаться, чего со мной не случалось с 2004-го, когда я писала статью о разводе Брэда Питта и Дженнифер Энистон.

Голос Бога потеплел, но он меня все-таки добил:

— Полин, мне не дано читать мысли, но в одном я уверен: даже теперь, в печали, вы в первую голову думаете о себе.

Он был прав. Оскорбленное самолюбие задавило грусть в зародыше.

Я сочла за лучшее сменить тему.

— Хорошо тут у вас. Писк моды. — Я одобрительно кивнула на новые модели диванов от Шарлотты Перриан и резные светильники-тыковки от Антонины Катцефлис.

— Снова сработал «райский эффект». — Он весело рассмеялся. — То, что вы здесь видите, видите вы одна. Пять минут назад я беседовал тут со студентом последнего курса Государственной школы управления — с ним случился удар в разгар подготовки к сессии. Надо полагать, переутомился. Так вот, он подумал, что очутился в приемной Государственного совета, а я выглядел как Валери Жискар д'Эстен. Бедняга ужасно расстроился, когда понял, что ему не суждено стать фининспектором.

— А где же он сейчас? Почему здесь только мы? Где все остальные?

— Не беспокойтесь, рядом. Тут у нас этакая прихожая, тамбур, где можно расслабиться. Знайте, ПОП, как только мы придем к согласию, вы должны будете сказать одно-единственное слово и встретитесь со множеством необыкновенных мужчин и женщин, которые при жизни сделали современный мир таким, каким вы его знали и любили!

— Ух ты, класс! Как здорово вы излагаете, не хуже Жан-Люка Сегийона, с TF-1.

Карл не уловил иронии.

— Итак, вы журналистка и работаете в журнале «Модель». С кем хотите познакомиться? Позвольте, я угадаю. Элен Лазарефф [2]? Франсуаза Жиру [3]?