Фараон и наложница - Нагиб Махфуз Страница 2

Город Абу был столицей Египта. На огромных гранитных плитах возвышались здания, их окружали песочные дюны, уже давно укрощенные дивным илом Нила. Все утопало в зелени и роскоши. Там росли акации, пальмы дум, а также финиковые пальмы, тутовые деревья, поля были засажены ароматическими травами, овощами и клевером. Кругом в изобилии плелись виноградные лозы, пастбища, где паслись стада, и сады, орошаемые журчащими ручьями. Голуби и голубки кружили в небе. Свежий ветерок доносил ароматы цветов, соловьиные голоса сливались с пением мириадов птиц.

Спустя всего два дня Абу и два острова на Ниле — Биге и Билаке заполонил народ. В домах было полно гостей, городские площади усеяли множество палаток. По улицам гуляли толпы людей, останавливаясь, чтобы полюбоваться искусством фокусников, певцов и танцоров. Многочисленные торговцы шумно предлагали свой товар на рынках. Фасады домов украшали флаги и оливковые ветви. Глаза людей слепила изысканно украшенная форма царских стражников, вооруженных длинными мечами. Они прибыли сюда группами с острова Билак. Толпы благочестивых верующих спешили в храмы Сотис и Нила, чтобы дать клятву и преподнести дары. Пение менестрелей прерывалось пьяными выкриками гуляк. Необузданная радость и грубое веселье завладело Абу, где в обычные дни царило спокойствие.

Наконец настал день праздника. Все потекли в одном направлении — к длинной дороге, тянувшейся от дворца фараона к холму, на котором стоял храм Нила. Воздух накалился от взволнованного дыхания людей, земля едва выдерживала их тяжесть. Многие отчаялись, не найдя удобного места, и отправились к лодкам, подняли паруса и поплыли к храмовой горе, воспевая Нил под сопровождение флейт и лир, танцуя под барабанный бой.

Солдаты выстроились вдоль длинной дороги, держа копья наготове. На равном расстоянии друг от друга в истинную величину были установлены статуи царей шестой династии, отца фараона и его предков. Те, кто находился ближе, могли рассмотреть статуи фараонов Усеркара, Тети I, Пепи I, Мохтемсавефа I и Пепи II.

Все вокруг заполнил шум, отдельные голоса утопали в нем, словно волны в бушующем океане, не оставляя никакого следа, если не считать грозного рокота, внушающего всепоглощающий благоговейный страх. Все же время от времени сквозь шум прорезался особенно сильный голос, восклицавший: «Хвала Сотис, принесшей нам радостную весть!» или «Слава священному богу Нила, дарящему жизнь и изобилие нашей земле!» То там, то здесь раздавались голоса, требовавшие подать вино из Марьюта, медовые напитки Абу, и призывали к веселью и забвению.

В одном месте собралась небольшая группа людей, горячо обсуждавших что-то. Было видно, что это богатые и знатные люди. Один из них приподнял брови, храня удивленное и задумчивое выражение лица, и спросил:

— Сколько же фараонов взирали на такое множество людей и любовались этим великим днем? Затем они исчезли, будто и не жили на этом свете, однако как же они в свое время радовали глаза и сердца своих подданных.

— Да, — согласился другой. — Они исчезли точно так же, как исчезнем и мы, и будут править там более славным миром, чем этот. Вот место, на котором стою я. Сколько людей из грядущих поколений будут стоять здесь же и снова переживать надежды и радости, которые окрыляют наши сердца в это мгновение? Интересно, станут ли они говорить о нас так же, как мы сейчас говорим о них?

— Конечно. Неужели мы не заслуживаем больше, чем простого упоминания наших имен будущими поколениями? Если только впереди нас не ждет смерть.

— Разве эта долина могла бы вместить все ушедшие поколения? Смерть столь же естественна, что и жизнь. Какой смысл жить вечно, если утолять лишь голод, наедаясь вволю, если молодость сменяется старостью, а радость отчаянием?

— Как они, по-твоему, живут в мире Осириса?

— Не спеши, скоро все узнаешь.

— Сегодня боги впервые даровали мне счастье видеть фараона, — сказал кто-то другой.

— Я уже видел его, — заметил его друг, — в день великой коронации, случившейся несколько месяцев назад на этом же месте.

— Взгляни на статуи его могущественных предков.

— Вот увидишь, он очень похож на своего дедушку Мохтемсавефа первого.

— Как он прекрасен!

— Что правда, то правда. Фараон — красивый молодой человек. Не сыскать другого со столь внушительным ростом и впечатляющей привлекательной внешностью.

— Интересно, какое наследство он оставит? — спросил еще кто-то. — Обелиски и храмы, воспоминания о завоеваниях на севере и юге?

— Если меня не подводит чутье, думаю, он запомнится именно последним.

— Почему ты так думаешь?

— Он весьма отважный молодой человек.

Его собеседник недоверчиво покачал головой:

— Говорят, что этот юноша упрям, одержим дикими капризами, любит предаваться мечтам, швыряться деньгами, жить в роскоши и столь же безудержен и порывист, что и бушующий шторм.

Тот, кто слушал его, тихо рассмеялся и шепотом спросил:

— И что в этом удивительного? Разве большинство египтян не любят предаваться мечтам, тратить деньги и жить в роскоши? С какой стати фараону вести себя иначе?

— Говори тише, приятель. Ты об этом ничего не знаешь. Тебе известно, что он рассорился со жрецами сразу после того, как взошел на трон? Ему нужны деньги, для того чтобы возводить дворцы и разбивать сады, а жрецы требуют выделить полную сумму на богов и храмы. Предки молодого царя даровали жрецам влияние и богатство, а он взирает на все это жадными глазами.

— Мне действительно жаль, что его Хнумхотеп начинает свое правление с противоборства.

— Вот именно. И не забывай, что Хнумхотеп, первый министр и верховный жрец, отличается железной волей и неуступчивостью. Еще приходится считаться с главным жрецом Мемфиса, знаменитого города, яркая звезда которого начала тускнеть при правлении этой славной династии.

Собеседник встревожился, ибо раньше ничего такого не слышал.

— Тогда помолимся о том, чтобы боги даровали людям мудрость, терпение и предусмотрительность.

— Хорошо сказано. Пусть так и будет, — с искренней радостью согласились с ним все остальные.

Один из беседующих повернулся к Нилу, взял своего спутника под руку и спросил:

— Посмотри на реку, мой друг. Чье это прекрасное судно, приближающееся со стороны острова Бига? Оно напоминает солнце, выглянувшее над восточной стороной горизонта.

Его друг вытянул шею, чтобы лучше видеть реку, и заметил красивую ладью, не слишком большую и не слишком маленькую, зеленого цвета, напоминавшую цветущий плавучий остров. С этого расстояния казалось, что каюта парит высоко, но нельзя было разглядеть, кто в ней находится. На вершине мачты развевался огромный парус, а по обе стороны сотни рук ритмично гребли веслами.

Тот, кто наблюдал за ладьей, дивился некоторое время, затем сказал:

— Наверное, она принадлежит кому-то из богачей острова Биге.