Рыжее наследство - Инна Ромич Страница 2

Дети завороженно смотрели на няньку, которая только что закончила свое повествование, видимо, полностью пребывая во власти чудесной сказки. За стенами замка гудел разбойник-ветер, гоняя по пустоши снег, но маленькое общество, собравшееся здесь, возле теплого очага, чувствовало себя прекрасно.

— Много-много лет... — эхом отозвался маленький Гил и даже шмыгнул носом от избытка чувств, незаметно покосившись на брата.

Бран тут же сурово нахмурился — будущему воину, почти взрослому, нечего слушать какие-то бабские сказочки, пусть даже и такие волшебные.

— А сколько это — много-много лет? Три года? — вдруг послышался звонкий требовательный голосок откуда-то из темного угла.

Из-за бесформенной груды пледов и соломы, сваленной неподалеку от камина, неожиданно вынырнула замурзанная мордашка девочки с огромными, в пол-лица, глазищами. Всем присутствующим одновременно показалось, что огонь, пылавший в очаге, волшебным образом перекинулся на эту кучу тряпья и заиграл веселыми искрами над головой ребенка. Золотисто-рыжие, необычайно яркого оттенка волосы пушистой конной венчали то- лову девочки лет шести с открытым от восхищения ртом.

— Эрика! Я-то думала, что ты давно уже уснула, баловница! — Кэтрин всплеснула руками и покачала головой. — Для чего ж я тут сказки рассказываю битый час, у меня уж, поди, и горло болит!

— Кэт, ты же знаешь, что дети могут слушать твои истории про эльфов и фей дни напролет, — с усмешкой заметил сэр Родерик.

— Ну, па! Сколько, три? — раздался требовательный голосок.

— Бог мой, как ты упряма. Почему три, Эрика? — устало и раздраженно спросил мужчина, не глядя на ребенка.

— Ну-у-у, вы же с мамой тоже жили счастливо целых три года, — уверенно сказала девочка, — а потом она умерла. Значит, жить счастливо много-много лет можно три года?

Она простодушно уставилась на отца, ожидая ответа.

— Эрика! — раздался нечеловеческий рев, от которого все вздрогнули. — Как ты смеешь, негодный ребенок!

Хозяин замка вскочил, непроизвольно сжав кулаки. Сэр Родерик, казалось, в мгновение ока лишился рассудка. Страшно побледнев, он подался в сторону испуганной дочери. Мальчики втянули головы в плечи, а Кэтрин так и замерла с открытым ртом. Вдруг он резко выдохнул воздух сквозь сжатые зубы и опустился обратно в свое кресло, жалобно скрипнувшее под его весом. В зале повисла неловкая тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием сэра Родерика. Бран незаметно показал кулак сестре.

Через некоторое время Кэтрин, вздохнув, поднялась и неуклюже погладила мужчину по плечу.

— Сэр Родерик, да что вы... Она ж несмышленое дитя, не хотела вас обидеть. Не убивайтесь вы так! Уж сколько лет прошло, пора образумиться.

— Для меня не имеет значения, сколько прошло лет! — зло ответил тот, сбрасывая руку старой няньки со своего плеча. — Не лезь не в свое дело, Кэт!

— Успокойтесь, ваша милость, — продолжала монотонно уговаривать его старуха. — Детей-то нечего пугать.

Сэр Родерик взглянул на испуганных мальчишек, и взгляд его немного потеплел.

— Детям давно пора спать, — отрывисто бросил он. — Засиделись мы сегодня.

Сообразив, что опасность миновала, все трое облегченно вздохнули и зашевелились. Эрика решилась высунуть любопытный нос из своего убежища, а Бран и Гил прижались к няньке. Судя по всему, спать никто и не собирался. За стенами замка по-прежнему выл ветер и было слышно, как он сердито бросает пригоршни снега в затянутые пергаментом [2]окна. Некоторое время все молчали, и тишину нарушало лишь потрескивание поленьев в очаге.

Сэр Родерик погрузился в свои невеселые мысли. Лоб его прорезали глубокие поперечные морщины, делавшие этого молодого еще мужчину старше лет на десять. Казалось, он забыл, где находится — его темные глаза вновь приобрели мрачное отрешенное выражение, лицо застыло в страдальческой гримасе.

В углу опять послышалась возня и тяжкие вздохи.

— Кэт, расскажи еще... про лесную фею, — шмыгая носом, попросила Эрика.

Старая нянька фыркнула и отрицательно покачала головой.

— Спать пора, девочка. Отец приказал, ты слышала? Хватит на сегодня сказок.

— Нету никаких фей и эльфов, — авторитетно заявил старший Бранвен. — Это ерунда все. Мне просто было интересно, когда он победит дракона.

— Нет, есть! — немедленно возмутилась обладательница замечательной огненной шевелюры. — Ты такой взрослый, Бран, а не знаешь. И что бы твои рыцари делали без фей? Да я и сама их видела!

— Наверное, в бочке с водой во дворе, а? — лукаво подхватил тог. — Ты сама — рыжий эльф, фейри! [3]

Все расхохотались. Даже сэр Родерик, оторвавшись от своих невеселых мыслей, скупо улыбнулся. Девочка вскочила, гневно сжав кулачки. Она в ярости топнула ногой, отчего стала до невозможности похожей на разгневанного представителя маленького народца [4].

— Ты опять дразнишься, Бран! Ну погоди, я вырасту и закачу тебе такую взбучку, что не обрадуешься! А ты чего молчишь, Гил? — накинулась она на брата. — Скажи ему что-нибудь!

— Ну вот, Эрика опять начинает наводить порядок, — проворчал хозяин замка, поднимаясь из своего кресла. — А так было хорошо, тихо... Я уж было хотел воздать за это хвалу святому Дунстану.

Мальчики, не сговариваясь, прыснули в ладошки.

— Я, наверное, отдам тебя на следующий год в обучение к монашкам, — подходя к девочке и беря ее на руки, произнес отец. Глаза Эрики, и без того большие, округлились и стали просто огромными. — А то ты с такой уверенностью изрекаешь глупости и задираешь нос, что мне страшно за окрестных ворон — увидев такой источник мудрости, они сдохнут от зависти! Нет, девочка, пора тебе научиться чуточку смирять гордыню, уважать старших и хоть иногда молчать. Кроме того, тебя давно пора учить писать и читать. Я и так слишком тебя разбаловал. — Несмотря на суровые слова, сэр Родерик с плохо скрываемой гордостью любовался дочерью.

— Это уж точно, — пробурчала Кэтрин, — разбаловали, милорд. Где ж такое видано — девочку не шить да прясть учить, а драться! Целый день с мальчишками носится, как чертенок, прости. Господи!

— Не ворчи, Кэт, — отмахнулся барон. — Ты сама знаешь, почему я учу ее драться. Но ты права. Пора заняться ее воспитанием. Поедешь учиться в монастырь, а?

Личико Эрики выражало упрямство. Светло-зеленые, как у дикого зверька, глаза негодующе сузились и в упор глядели на отца, а на скулах выступил румянец.