Дорогой притворщик - Николь Берд Страница 2

Мертвым трофеи не нужны.

Но Гейбриел не собирался умирать ради чьего-то удовольствия. Иначе он не скитался бы долгие годы по окраинам цивилизованного мира, существуя только за счет сообразительности, обаяния, красивой внешности и математического склада ума, помогавшего ему за карточным столом.

Он снова посмотрел в окошко на изменившийся облик Лондона. Вот заново отделанный особняк, новый магазин с выставленными в витринах элегантными дамскими шляпами, украшенными страусовыми перьями и изящными шелковыми розами. Улицы освещены намного лучше, чем во время его первого посещения, когда он был еще мальчиком, газовые фонари горели ярче масляных.

И сам Гейбриел тоже изменился, вероятно, еще больше, чем город и страна, с тех пор как он их покинул. Синклер взглянул на свои загорелые руки с длинными сильными пальцами, они даже отдаленно не напоминали пухлые белые ручки мальчика, изгнанного отцом из родного дома и лишенного наследства. Возвратился мужчина, готовый занять свое место в обществе и уже не нуждающийся в отцовском благословении.

Карета замедлила ход, чтобы пропустить старомодную колымагу, загородившую дорогу, и Гейбриел услышал ругательства кучера и скрип колес. Он, прикрыв глаза, улыбнулся. Эти ругательства звучали слаще музыки Моцарта – ведь они звучали по-английски, а не по-французски, не по-немецки, не по-испански и не на одном из диалектов Вест-Индии. А уличные запахи? Запах конского навоза, мокрого кирпича и лошадиного пота – это запахи Лондона, а не острые ароматы тобагосского рынка или вонь гниющей воды венецианского канала! Наконец-то он дома, и на этот раз… на этот раз никто не посмеет его выгнать!

«Куда же привезет меня карета?» – подумал Гейбриел. Его это не особо волновало, поскольку на время он избавился от своих преследователей. Судя по тому, как они старались, им пообещали солидную награду. Зная, какую выгоду получит от его гибели Баррет, Гейбриел не сомневался в щедрости своего врага.

А где же настоящий маркиз Таррингтон? Все еще в театре, ухаживает за какой-нибудь смазливенькой актрисочкой в маленькой гримерной? Он будет недоволен, что кучер подобрал не того человека. Но почему же слуга не узнал своего хозяина? И почему человек, которого Гейбриел толкнул, принял его за этого Таррингтона? Здесь таилась какая-то загадка, но Гейбриел и сам был большим любителем интриг.

Карета снова замедлила ход. И на этот раз остановилась перед внушительным зданием, из которого выбежали лакеи, спешившие открыть дверцы кареты.

«Сейчас меня разоблачат», – подумал Гейбриел. Он еще не знал, как поступит, но надеялся, что ему в очередной раз повезет. С легким волнением Синклер поправил галстук и вышел из кареты. Когда он ступил на неровные камни мостовой, лакеи, как ни странно, нисколько не удивились.

– Ваша милость! – Слуга поклонился и отступил в сторону, открывая Гейбриелу дорогу к великолепному дому, возвышавшемуся перед ним. Высокие окна светились, бросая лучи света на темную улицу. До Гейбриела доносились звуки фортепьяно и приглушенные голоса.

Он медленно поднялся по широким ступеням. Значит, этот дом не принадлежит маркизу, и внутри собралось довольно большое общество. Его привезли сюда как гостя. Сможет ли он, Гейбриел, притворяться еще какое-то время? «А почему бы и нет?» – подумал он. Гейбриел всегда любил хорошее общество.

Кивнув ливрейному лакею, встретившему его в передней, он задержался у большого зеркала. Спасаясь бегством, Гейбриел потерял шляпу, но его темные волосы были в порядке, а одежда, несмотря на то что он побывал в грязном переулке, выглядела безупречно. Смахнув невидимую пылинку и разгладив лацканы, Синклер расправил плечи и приготовился подняться по лестнице на следующий этаж, откуда доносились голоса и звон бокалов.

Господи, ему сейчас просто необходим бокал вина! Гейбриел надеялся, что хозяин разбирается в винах и у него хороший винный погреб. От пережитой опасности у Гейбриела пересохло в горле, и ему страшно хотелось пить.

Очевидно, все гости уже собрались, и он поднимался по лестнице в одиночестве. Самое неприятное, что ему грозит – это устремленные на него глаза всех присутствующих, когда он войдет в широко распахнутые двери. Если повезет, он сможет на некоторое время затеряться в толпе и насладиться бокалом бургундского, пока не придется снова спасаться бегством. Ему столь часто приходилось так поступать, что бегство казалось обычным делом. Только на этот раз его целью была не легкая победа или крупный карточный выигрыш. На этот раз его целью было состояние, которое он получит, если выживет. Ему надо кое-что доказать отцу, брату, остроносым теткам и, вероятно, самому себе.

С такими мыслями Гейбриел придал лицу выражение благородной невозмутимости и приветливой любезности и переступил порог.

Ничего не спрашивая, лакей громко провозгласил:

– Маркиз Таррингтон.

Разговоры смолкли, и все присутствующие повернулись в его сторону, а в дальнем конце зала пожилая дама поднесла к глазам лорнет и пристально посмотрела на него.

Гейбриел ждал, что кто-нибудь крикнет: «Самозванец! Это не маркиз!»

Но ничто не нарушило тишины. Он быстро оглядел нарядную толпу и встретился взглядом со стоявшей поодаль женщиной. На мгновение у него перехватило дыхание.

Она была высокой – высокой для дамы, – стройной и великолепно сложенной, ее прекрасную фигуру не могли скрыть мягкие складки голубого вечернего платья. Жаль только, что ворот платья был слишком высоким, Гейбриел не сомневался, что на ее грудь стоило посмотреть. Ее светлые волосы были забраны в строгий узел, а когда она окинула Гейбриела холодным взглядом своих голубых глаз, ее лицо осталось спокойным. Правильные черты, овал лица отличались классической красотой, но в ее холодных глазах он увидел скрытую страстность, о которой эта женщина, может быть, и сама не подозревала. Гейбриел, которого не зря на семи языках называли авантюристом, почувствовал таившуюся под чопорностью лаву, как зверь чувствует опасность.

На минуту Синклер забыл о своем ненадежном положении. Он пробудет здесь недолго и никогда больше не сможет любоваться этим чудным видением. Поэтому вспыхнувшее в нем влечение следовало потушить. Очень жаль, но ничего не поделаешь.

– Так это и есть, – громко прозвучал в тишине голос дамы с лорнетом, – твой таинственный жених, с которым ты наконец соизволила познакомить свою семью?

Гейбриелу потребовалось все его хладнокровие, чтобы скрыть изумление. Он лишь моргнул, но сохранил на лице выражение вежливого равнодушия. Жених? Попалась птичка. Он уже обдумывал путь к спасению, когда белокурая богиня заговорила.

– Добро пожаловать, милорд, – сказала она.

Психее Персефоне Хилл было тоскливо. Последние полчаса ее жизни превратились в адские муки. Кузен Перси то и дело наклонялся к ее плечу, пытаясь весьма нескромно заглянуть в вырез платья; туфли жали, а жених опаздывал на собственную помолвку.

И сейчас, подавив раздражение, она шагнула вперед, с радостью избавляясь от назойливости Перси, и направилась к человеку, который должен был навсегда изменить ее жизнь.