Песня реки - Синтия Томасон Страница 2

– Так вы торгуете этими вещами во время путешествия? Это и есть ваша работа? – Было что-то трогательное в приоткрывшейся тайне бродячей жизни ее родственника.

Мик похлопал по крестцу терпеливо ждавшую лошадь и сказал:

– Да, именно в этом и состоит моя работа. По крайней мере, до сих пор ничего лучшего для нас с Ирландкой не сыскалось. Такие вот пироги, Анна. – Он завернул за фургон и бросил внутрь ее саквояж. – И надо думать, это не самое подходящее занятие для такой милой девочки, как ты.

– Все равно это гораздо лучше, чем оставаться в том доме, – сказала Анна.

Он помог ей забраться в фургон и усадил на лавку.

– Анна, я вот что хочу у тебя спросить. Ты в самом деле говорила этой старой мегере, что я твой единственный родственник?

– Да.

– А ты знаешь, что у тебя еще есть дедушка и бабушка в Бостоне? Не слышала? Насколько мне известно, они из благородного сословия и живут в достатке. Наверное, их дом больше подходит для такой деликатной юной леди. А какое воспитание могут дать неудачники вроде меня? И почему ты там в приюте ни словом не обмолвилась о маминой родне? Не понимаю.

– Я ничего о них не слышала, сэр. И никогда не получала от них никаких известий. Сама мама тоже ничего не говорила о своих родителях. Может, они уже умерли. А если живы, то… я думаю, они любят только себя, а всех остальных знать не желают.

Анна умолкла и, поразмыслив, решила, что дядя должен оценить ее откровенность, а потому после паузы высказала мнение и о нем:

– А вот вы теперь мне вовсе не кажетесь таким, как я раньше думала. Вы – не эгоист. Может, только немножко чудной. И ничего, что большей частью вас не было рядом с нами. Я готова вас простить.

Мик отступил на несколько шагов и поскреб седую щетину на бороде.

– Довольно любезно с твоей стороны, – проговорил он наконец. – Пожалуй, до сих пор я преуменьшал значение родственных уз. – Он обошел фургон, затем вскарабкался наверх и сел рядом с племянницей. – Вот что, Анна. Я не очень хорошо представляю, что из всего этого получится, но если такая жизнь тебя устраивает…

Анна разгладила ситцевый подол своего выношенного платьишка и выпрямила спину.

– Тогда поедемте, сэр.

– Ради Бога, Анна, не величай меня так. Называй меня просто Мик или хотя бы дядя Мик. Может, я и не заслужил права на дядю, но обращения «сэр» я точно недостоин!

У Мика вздернулась бровь, когда он произносил иронические слова в свой адрес. Анна, взглянув на своего родственника, не удержалась от улыбки.

Мик легонько щелкнул кнутом лошадь, и фургон покатил по дороге. Анна Конолли ни разу не оглянулась на женский сиротский приют мисс Брокман.

Иллинойс, 1880 год

Анна стояла за кулисами оперного театра в Ривер-Флэтс и в сотый раз проводила рукой по талии, расправляя оборку из пышного гофрированного кружева. Изумительное новое платье из зеленого атласа было куплено Миком Конолли к ее первому сольному концерту в Иллинойсе.

– Это будет верх совершенства, дорогая, – убежденно сказал дядюшка, объясняя свой выбор, и принялся расписывать это необыкновенное, просто фантастическое зрелище, когда она подойдет к краю сцены и встанет в пылающих огнях рампы. Однако в данный момент ни его слова, ни новый наряд не могли ослабить нервное напряжение Анны. Днем в гостинице она приняла ароматную ванну, но и успокоительное действие сиреневой воды оказалось весьма слабым.

Анна мельком взглянула на Мика, приблизившегося к боковой кулисе. За восемь лет их совместных скитаний не было такой ситуации, которая заставила бы его волноваться. Но в этот вечер он выглядел озабоченным и не на шутку взволнованным.

Он отвел красный бархат занавеса, обрамляющего авансцену, и заглянул в зрительный зал. Анна услышала едва уловимое причмокивание, сорвавшееся с губ Мика. Сей разочарованный присвист означал, что вряд ли даже часть из двухсот кресел зала занята. А до начала ее выступления оставалось всего ничего!

Анна тронула дядю за локоть.

– Там много людей? – спросила она.

– Порядочно. – Мик опустил руку, и складки занавеса сомкнулись. – Не беспокойся, дорогая. У нас еще полчаса. К твоему выходу зал заполнится.

– И зачем я только согласилась, – проворчала Анна. – Не понимаю, как я могла позволить вам подбить меня на эту авантюру!

Хотя, по правде говоря, понимала, потому что дядя Мик обладал такими чарами, что мог выманить рыбу с илистого дна Миссисипи. И не просто выманить, но еще и внушить несчастной, что на суше ей будет лучше, чем в воде. Во всяком случае, на пять минут жизни. Анна сжала кулаки, так что пальцы побелели.

– Что, если я не смогу пропеть ни одной ноты? Вдруг я забуду все слова? Что тогда?

– Тогда, я полагаю, стройный и обаятельный отец певчей птички Миссисипи вынужден будет выступать вместо нее. И пусть тебе будет хуже, потому что все аплодисменты достанутся мне! Мне! Слышишь? Но если и это не освежит твою память, то я не знаю, чем тебя еще напугать.

Шутливые угрозы Мика были встречены Анной без юмора и расценены как проявление бездушия.

– Насмешничаете, дядя Мик? – Анна гневно сверкнула глазами. – Неудачный номер, тем более в такие минуты. Неужели вы не видите, что я боюсь до смерти?

– Я знаю, но бояться не нужно, – сказал Мик, правда, на сей раз без своей обычной уверенности.

Анна догадывалась о причине его беспокойства. Видимо, он опасался, что сбор от пожертвований не позволит им даже расплатиться за аренду.

Мик расхаживал взад-вперед на небольшом пятачке за кулисами, время от времени проводя пятерней по волосам. Этот жест появлялся у него только тогда, когда он обдумывал что-то очень важное. Вдруг в его серых глазах вспыхнули радостные искорки. Ходьба тотчас прекратилась.

– Мне пришла в голову презабавная мысль! – воскликнул Мик, повернувшись к Анне.

Увидев выражение его лица, она болезненно поморщилась. Озарение у Мика всегда носило экспансивный характер и разрешалось бурно, подобно грозовому разряду. С годами такие взрывы не сходили на нет, медленно затухая, подчиняясь зрелости чувств и суждений, а, напротив, приобретали все большую мощь. Узнав знакомый огонь в его глазах, Анна тяжко вздохнула.

– О нет, дядя Мик, – сказала она, – не надо. Только не сейчас.

– На сей раз это дельная мысль, Анна. Я знаю, как завоевать их сердца. Вот увидишь, сегодня вечером они будут бешено рукоплескать тебе, все до единого. Более того, мы обеспечим себе полный зал и на завтра.

– Не думаю. Можно даже не спрашивать, но все же… На что вы рассчитываете? – пожала плечами Анна.

– На сострадание, – сказал Мик. – Как же я раньше не додумался! Анна, жалость творит чудеса. Она растапливает самые холодные сердца. Сочувствие этих людей поможет нам развязать их кошельки.