Любовник ее высочества - Хейвуд Смит Страница 2

– Вы, священники, – возмутилась матушка Бернар, – всерьез считаете возможным обосновывать свои решения божьей волей!

Когда отец Жюль вновь заговорил, его голос звучал утомленно:

– Энни лучше подготовлена к жизни при дворе, чем вы думаете, и за это во многом следует благодарить вас. Вы приучили ее к дисциплине, к умению сдерживать свои желания. Я знаю, что страсти заперты в ее душе, как джинн в бутылке, но она умеет держаться спокойно и скрывать свои истинные чувства. Такие способности помогут ей добиться благосклонности двора. Я пытался научить ее понимать корни интриг и политических игр при дворе. Вы сами часто говорили мне, что ее надо воспитывать почти как мужчину. Что ж, ее образование вполне достойно французской герцогини.

Дыхание ветра колыхнуло воздух, и петли двери заскрипели. Отец Жюль сразу замолчал, и в тишине послышались его приближающиеся шаги.

Энни обернулась и увидела перед собой сердитое лицо отца Жюля. Силы покинули ее, ноги подкосились, и она свалилась прямо на пол.

Подхватив ее под руки, он позвал:

– Матушка, взгляните, что мы уже натворили! Бедняжка в обмороке! Помогите перенести ее на скамейку.

Поддерживая Энни с двух сторон, они положили ее на обитую бархатом скамейку в комнате матушки.

– Итак, что ты успела услышать, Энни? Только говори правду.

Заикаясь, Энни пролепетала:

– Я… шла в кабинет на занятия. Дверь была чуть приоткрыта, и, когда я хотела постучаться, я услышала ваши голоса. Вы разговаривали так сердито, что я не посмела вмешаться. Я думала, что мне делать, и тут услышала, что отец Жюль говорит, что меня надо отослать отсюда.

Она умоляюще посмотрела на аббатису:

– О, матушка, вы не отошлете меня?

– Перестань рыдать, – проворчала матушка Бернар. – Я всегда знала, Энни, что любопытство не доведет тебя до добра. – Она раздраженно повернулась к священнику: – Девочка слышала достаточно, чтобы испугаться. Готова она к этому или нет, но для ее спокойствия вам лучше ей все рассказать. – Она чуть не ткнула пальцем ему в лицо. – Я ухожу.

Энни настолько удивилась поведению матушки Бернар, что перестала плакать и икать.

Отец Жюль подошел к скамейке и сел на краешек.

– Я надеялся, что у меня будет возможность осторожно подготовить тебя, но ничего не вышло. Бог в своей безграничной мудрости выбрал путь, по которому мы должны следовать. И мне тоже кажется, лучше тебе все объяснить.

Энни улыбнулась сквозь слезы.

Священник склонил голову.

– Я обещал твоему отцу дать тебе достойное образование. Я уверен, ты понимаешь, что… м-м-м… предметы твоего обучения были не совсем обычными. – Он остановился. – Милая Энни! Неужели ты никогда не удивлялась, что мы уделяем так много времени изучению политики и светской истории? А другие предметы! Неужели тебе не приходило на ум, что тебя готовят к чему-то другому, а не к монастырской жизни?

Хотя говорить правду было сейчас скорее всего рискованно, ее сжигало любопытство, которое она старалась скрыть.

– Конечно, я этому удивлялась. – Она упорно смотрела в пол. – Но я считала, что знание наук, особенно медицины, может мне пригодиться, если я потом буду работать в больнице вместе с мирскими сестрами.

– А как быть с математикой и военной стратегией? Как можно их использовать в женском монастыре или в больнице? – Отец Жюль мягко взял ее за подбородок и приподнял голову, чтобы видеть лицо. – Ты и в самом деле думала, что Платон, Аристотель, Плиний, Цицерон или Цезарь так необходимы для жизни прихода? – Его добрые глаза, казалось, читали ее самые затаенные мысли. – Скажи правду, дитя мое, неужели ты всерьез веришь, что твое призвание – быть монахиней?

Энни не могла больше обманывать ни его, ни себя.

– Нет, святой отец… нет.

Энни закрыла лицо руками и горестно зарыдала. С тех пор как бог наградил ее ежемесячными женскими мучениями, в ней все больше и больше росло ощущение взрослости, какой-то солнечной радости и полноты жизни. Плотские утехи занимали ее мысли все чаще, заставляя забывать о святости и благочестии.

Отец Жюль достал из кармана своей рясы чистый кусок грубой льняной ткани. Промокнув слезы на ее щеках, он сказал:

– Я замечал мечтательность в твоих глазах, когда мы говорили о разных событиях и значении силы, власти над миром. Я знаю, ты воображала себя участницей этих приключений.

Энни покраснела.

– Скоро они тебе действительно предстоят. Ты будешь представлена королю и королеве-матери. – Он усмехнулся, видя, как ее глаза засияли. – Тебя с завтрашнего дня начнут учить светским манерам и правилам поведения при дворе. Когда ты будешь готова – может быть, уже в следующем месяце, – я лично поеду с тобой в Париж.

Отец Жюль продолжал:

– Энни, после долгих молитв и размышлений я решил выдать тебя замуж. Человек, которого я выбрал, – достойный молодой дворянин, принят при дворе, офицер королевской гвардии. – Он остановился, словно следующие слова застревали у него в горле. – Герцог де Корбей. Твой жених знатен, с прекрасной репутацией и происхождением. Тебя ждет великолепное будущее, и ваши дети будут носить благородное имя. Подумай об этом и постарайся приготовить себя к новой жизни. – Он встал со скамьи. – Я жду тебя и сестру Жанну завтра утром. А сейчас иди к себе и помолись.

Болезненно задетая, Энни повернулась и вышла в коридор. Спотыкаясь, она еле добрела до комнаты, почти ничего не видя. Вскоре ей придется покинуть это привычное, знакомое убежище навсегда.

Войдя наконец в свою келью, она опустилась прямо на холодный пол в полном изнеможении и зарыдала глубоко и отчаянно, как ребенок.

Филипп пробирался по темным парижским улицам к апартаментам Великой Мадемуазель, с быстротой и ловкостью кошки находя кратчайший путь в лабиринте узких улиц. Сегодня их встреча будет последней и решающей.

Его будущее и, возможно, даже свобода зависят от того, насколько убедительно ему удастся сегодня ночью сыграть роль оскорбленного. Его спектакль должен быть безукоризненным, иначе Великая Мадемуазель никогда не позволит ему уйти.

Связь с ней – могущественнейшей и богатейшей женщиной Франции – была приятной и льстила самолюбию, однако пришло время расстаться. Он не собирался позволять принцессе – как и любой другой женщине – вертеть им по-своему. При мысли о предстоящем гневе царственной любовницы на лице Филиппа возникла язвительная усмешка. Принцесса пока еще не знает, что имеет дело с достойным противником. Он способен перехитрить целую армию со своим тонким чувством стратегии и не станет добычей принцессы, какую бы хитрую ловушку она ни приготовила для него.

Последние отблески вечерней зари погасли на затянутом облаками небе, когда Филипп наконец добрался до Пале-Рояль. С каждым шагом его решимость крепла. Он давно научился поддерживать в людях ошибочное представление.