Дорогая кузина - Ирина Лобановская Страница 2

А недалеко от здания милиции к Борису на улице подошел печальный, немного опустившийся, помятый человек с бородой. И произнес застенчиво, тихо и тоскливо:

— Я поэт. Купите мою книгу! Я на бутылку собираю…

Борис книгу не купил, но дал поэту два рубля. Тот долго униженно благодарил…

— Мы тебе справку напишем, что у нас был, показания давал, как свидетель, — неожиданно смилостивился и на глазах помягчел мент. Ему, очевидно, понравился непритворный испуг Романа. Некоторые тяготеют к робким собеседникам, особенно в милиции. — Выкладывай дальше. Приметы этого братца и чем убитая баба занималась.

Роман честно постарался припомнить. Эта красивая женщина несколько раз давала ему бесплатные приглашения в дома литераторов, журналистов и работников искусств. Роман и сам туда частенько наведывался, когда удавалось заполучить билеты. Он любил книги и интеллигентные тусовки, благоговел перед их участниками и таким образом спасался от одиночества и своих убогих, но язвительных почтовичек. Они вечно потешались над ним и зубоскалили. Поэтому Роман особенно благодарил ту красивую женщину за билеты… Как же ее звали?..

— У нее было какое-то иностранное имя, — пробормотал Роман. — Эльвира или Элеонора… Нет… Эдит? Эмма? Мадлена? Тоже не так… Или Ариадна? Аглая? Аделаида? Теперь не вспомнить…

— Хм… Всех перебрал. И все без толку! — резюмировал мент. — Не то Кассандра, не то Массандра, как говорит наш начальник. Массандра мне кое-что напоминает. Это хорошие крымские вина. А вот Кассандра — это чего-то больно сложное.

— Была такая мифическая пророчица грозных событий, — разъяснил Роман. — А чем та женщина занималась, я не знаю. Но что-то связанное с культурой, с литературой, с кино… Я ее один раз встретил в ЦДЛ. С ней был такой кра…

Роман испуганно запнулся и смущенно, умоляюще взглянул на милиционера. Тот снова довольно захохотал:

— Надеюсь, не братец? А тебя, парень, нипочем не переделать! Прямо помешан на мировой красоте! Плохой признак! Обрати на себя внимание, а то крыша совсем съедет.

— Нет, с ней рядом тогда стоял не брат… — пролепетал Роман. — Совсем другой человек… Я видел его впервые…

Охлынины переехали из Краснодара в Анапу, когда Инга перешла в шестой класс. Почему ее туда раньше не возили, осталось непонятно. В Анапе жила бабушка Инги по матери, теперь часто по возрасту прихварывающая. Хотя после переезда кое-что прояснилось: бабушка недолюбливала Ингу заочно, поскольку раньше никогда не видела. Это тоже казалось необъяснимым, но Инга никаких вопросов родителям не задавала.

И за бабушкой, и за всей довольно большой квартирой, часть которой почти на полгода сдавалась курортникам, теперь вдруг стало необходимо кому-то следить. Обменялись Охлынины очень удачно: получили тоже просторную квартиру в соседнем подъезде. Отец пошел работать в аэропорт: он служил авиадиспетчером.

— У папы очень ответственная работа! — часто повторяла мать. — По мировой статистике авиадиспетчеры умирают самыми молодыми! О нем надо много заботиться.

Но получалось наоборот: мать хозяйничала дома и много болела, а отец ее лелеял и берег.

Анапа Инге понравилась сразу: чистый, маленький город-отдых, спокойствие которого не слишком нарушали толпы курортников, быстро размякающих на солнце. Разморенные и заторможенные, они умиротворенно и благодушно бродили по улицам, ведущим к морю, жарились на пляжах, переползали из столовой в квартиры и на рынок, удовлетворенно предаваясь отпускам. Мания курортного поселка на всех действовала завораживающе. И первое время Инге казалось, что вокруг нее всё отдыхает, буквально весь мир. Она часто бегала к морю, садилась на песок и подолгу смотрела на синюю бескрайность. Море завораживало и манило загадками. Оно ласково ворковало у ног, огромное и доброе. Рассказы о морских штормах и бурях казались Инге выдумкой.

Краснодар был более деловым, торопливым, грязным. Обычным. Инга всегда оставалась к нему равнодушной, зато в Анапу влюбилась почти сразу. И в школу отправилась радостно. Хотя немного скучала по оставшемуся в Краснодаре двоюродному брату Илье, ровеснику. Отец Ильи был старшим братом Анатолия Анатольевича.

В Краснодаре Инга училась на одни пятерки. И с гордостью услышала, как здесь, в Анапе, директор удивленно сказала: "Ого!", увидев табель Инги за пятый класс. На занятия Инга всегда шла с определенной установкой и желанием: только "пять" по всем предметам! Этого требовали не одни лишь собственные честолюбие и тщеславие, но и папа, обожавший Ингу без памяти. Он отдавал семье все свои силы и время.

Мать Инги в школе не видели: на собрания ходил папа, он же постоянно наведывался к учителям, интересуясь успехами дочки. И вначале в Анапе тоже все шло хорошо: дневник Инги радовал папин глаз и тешил любящее сердце.

Но в середине второй четверти начались чудеса: тройки по математике, четверки по английскому и биологии, четверки и тройки по русскому и литературе… С удовлетворительными оценками по алгебре пришлось нехотя смириться: решения и ответы в тетради говорили сами за себя. С ошибками по русскому языку тоже сильно не поспоришь. Но вот литература…

Анатолий Анатольевич прочитал последнее Ингино сочинение — изучали "Повести Белкина" — и отправился в школу. Настроен он был решительно, так как накануне визита внимательно перечитал Пушкина: нельзя же беседовать о произведении, которого не помнишь!

Но папа пришел в школу поздновато, преподавательница литературы ушла. Приходить на следующий день не хотелось, да и жесткий график работы авиадиспетчера, пусть даже в небольшом Анапском аэропорту, расслабиться не позволял. Анатолий Анатольевич решительно зашел в кабинет директора и высказал ей претензии по поводу необоснованности оценки, добавив, что дела так не оставит. Пригрозил написать прямо в Министерство образования.

Директор пообещала разобраться. Она оказывалась (конечно, не первый раз в своей жизни) в сложном положении. С одной стороны, никому не нужны жалобы на школу, с другой — не хочется обижать учителя. Однако педагог этот — в коллективе новый, а поэтому на следующий день директор довольно жестко попросила учительницу написать объяснительную записку с мотивировкой поставленной девочке оценки. Объяснения учительницы директора удовлетворили, и. казалось бы, инцидент был исчерпан.

Но так только казалось. Охлынин сдаваться не собирался. И сочинение, написанное Ингой, папе нравилось. Прежде всего, дочка в каждом предложении, иногда и по два раза, называла Пушкина гениальным и великим. Разве это не так? И неясно, почему учительница посчитала определения лишними и навязчивыми. Далее: Инга сослалась на биографию реального человека — Белкина, а учительница почему-то написала на полях, что Белкина никогда не существовало.

С этого Анатолий Анатольевич, явившись уже непосредственно к преподавательнице, и начал разговор. Где доказательства, что Белкин — персонаж вымышленный? Выслушал папа учительницу иронически, вполуха: при чем здесь история и литературоведение?