Стерррва - Бриди Кларк Страница 2

Пойманный в силки муж Люсиль, иначе — мой будущий свекор, на поверку оказался столь же неверным, сколь и успешным в делах (он не знал ни удержу, ни неудач ни в том, ни в другом). Но, насколько я знаю, Люсиль не слишком волновали интрижки мужа, она была слишком довольна всем, что имела: особняком в Палм-Бич, полетами на частных реактивных самолетах, драгоценностями, коттеджем с семью спальнями в Саутгемптоне, показами мод в Париже и Милане, личным поваром, массажисткой, секретарем и городским домом в Манхэттене. Одним словом, всем, что составляло образ жизни миссис Рэндалл Кокс.

Моя же мама, наоборот, оставила своих обеспеченных родителей и ушла к моему отцу, который стал любовью всей ее жизни. Мой ни с кем не сравнимый, замечательный папа был поэтом без гроша в кармане, тем не менее он смог обеспечить нам с мамой достойную жизнь, по крайней мере на уровне наших непритязательных фантазий. Денег всегда немного не хватало, но папа читал лекции и проводил занятия в университете, а мама сдавала свои картины в местные магазины, это тоже приносило дополнительный доход. Я же упорно грызла гранит науки, чтобы получать стипендию в Принстоне, и, оглядываясь назад, в свое детство, мне и по сей день не хотелось бы ничего менять.

Я выросла на изумрудных полях Айовы, в маленьком, словно перенесенном в жизнь с полотна художника, безукоризненно белом сельском домике и была единственным ребенком в семье. Меня постоянно окружали блестящие поэты, студенты, драматурги, романисты, из числа тех, что находились в притяжении прославленной поэтической мастерской университета. Примерно с десятилетнего возраста поэты, посещавшие наш дом, часто просили меня почитать стихи, с тем чтобы я имела возможность высказывать свое мнение в центре этого своеобразного семейного круга. То, что мое мнение уважали, вызывало трепет в душе такого расцветающего библиофила (ладно, такой расцветающей тупицы), как я, и я проводила время после полудня, скрываясь в спальне, оттачивая мысли и шлифуя предложения в своих посланиях. Возможно, наши друзья всего лишь потакали и баловали меня. Но я росла в окружении блестящих авторов, сочиняла свои первые «редакционные письма», получала первые представления о творческом сотрудничестве, которые совершенно естественно повлияли на выбор моей будущей профессии. Вначале в колледже я поступила на факультет английской филологии, но в итоге решила связать свою дальнейшую профессиональную деятельность с издательским делом и редактированием.

Возможно, та легкость, с какой я всегда делала выбор, в итоге и превратилась для меня в самую большую проблему. Но я никогда не ощущала это так явственно, как сегодня. В отличие почти от всех, кого я знаю, мне никогда не приходилось мучительно раздумывать, по которой из тропинок идти дальше.

Я снова прочла объявление в «Таймс», и глаза защипало от навернувшихся слез.

— Тебе нехорошо? — Би кладет руку мне на плечо. Потом сжимает мою руку, которая все еще дрожит.

— Сигарету — шепчу я настойчиво. Она кивает, как покорный исполнительный солдат.

«Слава богу, у меня есть Би».

* * *

Спустя десять минут мы с Би уже прячемся на лестничной площадке. И, подстелив одеяло, чтобы не запачкать мое белое платье, мы раскуриваем нашу вторую контрабандно пронесенную «Мальборо лайт», делясь ею по-братски, и жадно лакаем «Вдову Клико» прямо из горлышка. Я похожу на беглянку и знаю, что живу сейчас в каком-то виртуальном времени.

— Мэнди организует поисковую операцию уже через две минуты, — фыркает Би. Неврастеничка Мэнди — эта «ригерша», обязательная организаторша свадебных церемоний, которую Люсиль навязала мне на следующий же день после того, как мы с Рэндаллом обручились. (Вот вам совет от меня: никогда не доверяйте незамужним организаторшам старше тридцати пяти.) Мэнди не замужем, и ей уже сорок два.

Когда Мэнди и Люсиль вместе, их дипломатический натиск сопоставим разве что с бульдозером. При разработке планов по проведению свадьбы я сначала было оказывала им вялое сопротивление, но они быстро сломали меня. В итоге сбор узкого круга ближайших родственников и друзей на ферме моих родителей буйно разросся в белогалстучный «суаре», вечерний бал в отеле «Сент Реджи» на шестьсот наших «самых близких друзей». В переводе это означает трехсот обитателей Палм-Бич, вернее, «сливки» этих обитателей, из постоянного круга общения Люсиль, двухсот пятидесяти деловых партнеров Рэндалла и всего лишь горстку моих друзей и членов нашей семьи.

Сетовать на это мне не пристало, Коксы взяли на себя оплату всех счетов. Мама никак не смогла бы позволить себе оплатить свадьбу, на которую всем сердцем настроилась Люсиль.

— На. — Би протянула мне бутылку с шампанским. Я запыхтела, и пузырьки ударили мне прямо в нос.

Два месяца накануне свадьбы были для меня просто изнурительны. Моя шефиня, хорошо известная издательскому миру психопатка Вивиан Грант, особенно неистовствовала. Я работала (едва ли это можно назвать преувеличением) сутки напролет. Если бы не вмешались Мэнди и Люсиль, у меня не нашлось бы ни единой свободной минуты, чтобы вникать в детали, связанные со свадьбой. Я едва находила время, чтобы видеться с Рэндаллом, с тех пор как три месяца назад мы обручились.

Люсиль даже назначила за нас дату бракосочетания, которое должно было состояться непременно летом. Она не хотела, чтобы наша свадьба «потерялась» в череде светских свадеб, запланированных на осень.

Дверь на лестничную клетку резко раскрывается, и мы с Би обмениваемся заговорщическими взглядами.

— Клэр… — начинает Би, покусывая ноготь мизинца, она всегда делает это, когда не знает, как бы ей помягче выразиться. (После десяти лет неразлучной дружбы мы научились понимать язык телодвижений друг друга, порой это даже граничило с телепатией.)

— Ладно, не надо, — перебиваю я ее. — У всех невест, наверное, поджилки трясутся.

Теперь я не могу идти на попятную. Хотя Джулии Робертс и удавалось сбегать несколько раз от алтаря и оставаться обворожительной, но мы не экранизировали голливудский сценарий. Это была моя жизнь. Ставки сделаны… О чем это я? Я не могу идти на попятный теперь, потому что Рэндалл — хороший парень. Нет, он просто классный! И было бы настоящим безумством сбежать от него.

Я делаю последнюю затяжку нашей общей сигареты, и в памяти непроизвольно всплывает (нечаянные воспоминания накатывают все чаще, как бы им не превратиться в серьезную проблему) ночь перед свадьбой Беатрис и Гарри, после которой уже прошло три года. Би одной из первых из нашего круга выходила замуж, и новобрачные остановились на скромной церемонии в домашнем саду дома семьи Би. Вечер накануне свадьбы мы провели в попытке испечь нечто отдаленно напоминавшее свадебный торт. Мы сидели за большим столом на их кухне и занимались тестом.

— Тебе страшно, Би? — спросила одна из подружек невесты.

Я помню, как Би тогда пожала плечами, взяв очередную порцию теста:

— Я волнуюсь, это правда. Но мне не страшно, — честно призналась она.

Я думаю о моем собственном свадебном торте. Какая невеста не придет в волнение от вида величественного, в двенадцать ярусов торта, окутанного тончайшими нитями сахара, с ботанической точностью выполненными бутонами роз и ирисов с крупинками цветного сахара, напоминающими пыльцу, не говоря уже о глазури, цвет которой подобран в тон фарфоровой посуде и вышивке на моем платье? Я не исключаю, что этот кондитерский небоскреб стоит приблизительно столько же, сколько год обучения в частном колледже. Торт, без всякого преувеличения, выполнен безукоризненно. Шедевр Сильвии Вейнсток. О чем еще можно мечтать и чего желать?