Песочные часы - Елена Лагутина Страница 2

Женщины здесь всегда поднимались рано — в четыре, а то и в половине четвертого утра, на первую дойку. Как и в любой деревне, здесь держали коров. После того как коров отгоняли на пастбище, начинали тихонько скрипеть деревянные калитки — женщины шли за водой. Там, у родника, находящегося неподалеку от улицы, они немного задерживались — улыбаясь друг другу, начинали неторопливый разговор о житье-бытье, спрашивали о новостях, делились своими новостями. А потом, слегка склонившись под тяжестью перекинутого через плечо железного кувшина, медленно шли обратно. Снова скрипели калитки, начинали кричать петухи — тишина раннего утра постепенно вытеснялась звуками жизни.

Утром вся семья собиралась за столом. Так было заведено, это правило было святым, исключения не делались ни для кого. Алена, младшая в семье, очень любила поспать по утрам, но уже, наверное, с трех лет совершенно четко знала, что опаздывать к столу нельзя. Старший брат, Иван, загулявшись допоздна накануне, однажды проснулся не вовремя и вышел к столу, когда все уже потихоньку расходились. В момент его появления черные и густые отцовские брови сдвинулись на переносице, а глаза, сверкнув огнем, вдруг застыли без движения в одной точке. Всего лишь несколько секунд продолжалась эта сцена — мама, нервно поправляющая платок на голове, с опущенными вниз глазами, и отец, который не произнес ни слова. Извинившись, Иван сел на свое место и положил в тарелку теплую масляную лепешку с сочной начинкой из пряных трав, белую с черными крапинками, плеснул в стакан молока из кувшина. Алена смотрела на отца, который продолжал сидеть молча и неподвижно. Гладко выбритое лицо с уже заметными бороздками морщин — особенно вокруг рта и на лбу, красные, блестящие от жира губы. Тогда она в первый раз в жизни испугалась отца. И в тот же день ей почему-то стало жалко маму — но, конечно, она не могла понять, даже представить себе не могла почему. Ведь мама счастлива — у нее есть муж и дети.

Потом пошел дождь — утренняя мгла за окном потемнела, надвигающийся шум становился все сильнее. Дождь в горах — это совсем не то, что дождь на равнине. Струи, льющиеся с неба, достигнув наконец своей цели — земли, переплетаются с тонкими струйками горных речушек, образуя потоки невиданной силы, которые мчатся вниз, сметая все на своем пути. Голоса горных рек во время дождя невозможно ни с чем сравнить. Человек, впервые в жизни услышавший эти звуки, наверное, ощущает совершенно непонятное чувство, в котором смешиваются страх и растущее в душе ощущение причастности к чему-то великому и непостижимому. Эти звуки завораживают настолько сильно, что, услышав их, долго не можешь прийти в себя. И даже время, целительный источник забвения, бессильно стереть из памяти эти ощущения, которые рождаются в душе каждого человека, впервые услышавшего шум горных потоков.

— Снова дождь, — тихо сказала мама и принялась торопливо убирать со стола тарелки, складывая их одну на другую и тут же, все таким же быстрым движением сильных огрубевших рук, протирая стол. На кухне, расположенной не внутри дома, а во дворе, в пристройке, старшая сестра Лиза уже мыла посуду. Алена услышала, как скрипнула калитка, и обернулась, подумав, что пришли гости. Но увидела лишь промелькнувший силуэт матери с кувшином на плече. Здесь женщины носили воду не в ведрах, как в обычной российской глубинке, а в вытянутом железном кувшине с большой ручкой, которая накидывалась на плечо.

С шумом отодвинувшись от стола, отец поднялся и вышел из комнаты, не сказав ни слова. Алена осталась сидеть за опустевшим столом вдвоем со старшим братом. Он поспешно доедал свой завтрак. Сложив руки на столе и положив на них голову, Алена смотрела на него снизу вверх, приподняв тонкие брови. Наблюдала, как он пережевывает пищу, как двигаются его челюсти. Он откусил лепешку — и вдруг зеленый сок сильной струей брызнул в сторону.

— Ой! — вскочила Алена. — Ты чего брызгаешься?

Подняв глаза на брата, она увидела его лицо, покрытое маленькими зелеными точками. И рассмеялась:

— У тебя зеленые веснушки…

Он улыбнулся в ответ, немного неловко вытер ладонью с лица зеленый сок и, протянув руку, притянул ее к себе. Прижав, легонько поцеловал в макушку, а затем, отстранившись, посмотрел в глаза так серьезно, как будто бы она была совсем взрослой.

— Алена, — тихо, почти шепотом, произнес он, — обещай мне… Обещай, что всегда и во всем будешь слушаться отца. Обещай, слышишь?

Уткнувшись носом ему в шею, она вдыхала запах травы и свежего пота, такой родной и знакомый, — запах брата. Он почему-то всегда пах травой, а может быть, ей это просто казалось.

Услышав вопрос и уловив в голосе брата тревожные нотки, она обняла его покрепче и прошептала на ухо:

— Обещаю.

Тогда она просто представить себе не могла, что может быть иначе. Две недели назад ей исполнилось шесть лет.

Той же осенью она пошла в школу. Можно было отдать ее и с семи, но родители посчитали, что незачем терять целый год. Детский сад, в который ходила Алена, уже давно ей наскучил. Ей было неинтересно играть в одни и те же игрушки и вечно сидеть во дворе, ожидая, когда же придет ее очередь кататься на качелях. Качели были единственной достопримечательностью детского сада, и дети понятия не имели о том, что в детских садах бывают еще и горки, и лесенки…

— И бассейн! Настоящий детский бассейн с чистой, теплой и прозрачной водой, в которой купаются все дети! — восторженно делилась своими впечатлениями Мила, соседская девочка, Аленина подружка, которая полгода жила в Ставрополе и ходила там в детский сад. — Не то что у нас — скукотища!

И Алена пошла в школу. Учеба давалась ей удивительно легко. Сельские дети идут в школу неподготовленными; читать, а уж тем более писать никто из них не умеет — не то что в городе. Там могут просто не взять в престижный лицей, если ребенок не найдет на карте, скажем, Индию или не сможет назвать, какие реки текут на севере России.

Когда ей было три года, соседка, тетя Валя, подарила ей на день рождения книжку. Алена долго не могла прийти в себя от счастья — ее маленькое детское сердечко так сильно стучало, когда она аккуратно переворачивала лакированные блестящие страницы. Почти на каждой была нарисована принцесса — настоящая принцесса в длинном платье, отделанном кружевами, с пышными волосами и веером в руке.

— Мама, прочитай мне! — просила она, но матери вечно было некогда, она отправляла ее к старшей сестре, Лизе. Лиза ходила уже в третий класс, но читала плохо. Ей быстро надоедало, она отбрасывала книжку в сторону. В этот момент Алена чувствовала, как глаза наполняются слезами, боялась моргнуть и в конце концов не выдерживала — начинала плакать взахлеб.

— Лиза, ну почитай, ну пожалуйста! — обливаясь слезами, просила она. Однажды в такой момент сестер застал отец. Вернувшись пораньше с работы, уставший, он опустился на диван, притянул к себе обеих дочек, усадил на колени.

— Ну, что тут у вас случилось? — спросил он, строго нахмурив брови. Но глаза его смеялись — Алена видела это, а потому решилась все же обратиться с просьбой:

— Папа, почитай мне книжку. Лиза не хочет, у нее не получается, а маме некогда…