Брак - Диана Джонсон Страница 2

Время от времени Тим приезжал в Амстердам для того, чтобы вот так побеседовать, выкурить косячок, выпить пива с Сисом, собрать официальную и неофициальную информацию о групповом сексе в Бельгии, заговорах в Люксембурге, ужесточении швейцарской политики в отношении распространения наркотиков, кражах предметов искусства, контрабанде и терактах. Все это не имело к нему никакого отношения – он не был криминальным репортером и не собирался разглашать полученные сведения, – все-таки раз в несколько месяцев приезжал из Парижа, чтобы пообщаться с Сисом. Когда-нибудь у него найдется материал и для «Доверия», который будет иметь отношение к Америке. В этом издании охотно публиковали статьи, доказывающие, что коррупция и преступность в Европе значительно выше, чем в Америке. По мнению хозяев журнала, здесь были замешаны подпольные коммунисты, получающие государственные субсидии.

Что касается преступности в целом, в голове Тима зародилась смутная теория, достаточно пригодная для небольшого очерка: преступный заговор как способ насильственного приведения в порядок беспорядочных составляющих хаотичного мира. Преступлению, как извращению, необходим фокус; в этом отношении и то и другое олицетворяет Порядок. Психологические soulagements [1]преступления… Кстати, как по-английски soulagements? Тим часто терял слова, они безвозвратно проваливались в какую-то щель между его английским и его французским – досадное обстоятельство для каждого, кто зарабатывает на жизнь литературным трудом.

Тим был наполовину американцем, наполовину бельгийцем по материнской линии, и все, кроме матери, называли его не Томасом, а Тимом. У него были белокурые, почти белесые, волосы, и он принадлежал к числу крепких, розовощеких мужчин спортивного вида. Европейское образование не подготовило его к проникновению в культуру другого народа, он был более добродушен, чем предполагали его габариты. Журналистикой он занимался лишь для видимости, а на самом деле был бродягой и мечтателем. Пожалуй, он выглядел моложе своих лет, что наводило на мысль о потерянной по какой-то причине половине десятилетия.

Сиса Тим знал давно. Они познакомились в подготовительной школе в Швейцарии. Из костлявого кудрявого циника Сис превратился в рьяного сторонника закона и порядка и изрядно пополнел. На вопросы о своем отце Тим отвечал, что в Европе тот представлял американскую компанию, которой принадлежит сеть отелей и агентств по прокату машин. Семья часто переезжала, скиталась между Лондоном и Стамбулом, поэтому почти все детство и юность Тим провел в швейцарских пансионах. Американские тетушки считали, что Тима вытолкнули из семьи, но сам он предпочитал называть происходящее приключением. Его мать-бельгийка воспринимала разлуку с сыном как мучительное, но неизбежное явление, своего рода жертвоприношение. О своей матери Тим говорил с трогательной нежностью, невольно создавая впечатление, будто она умерла, хотя она по-прежнему жила в Мичигане.

Падкий на сплетни, единственное средство развеять скуку парижской жизни, Тим решил добиться интервью с Сержем Креем, предложив поговорить о его коллекции манускриптов и инкунабул. Вряд ли кто из журналистов ранее обращался к Сержу с таким предложением. Людей интересовали его фильмы, на худой конец, он сам как режиссер, но не его древние книги. Коллекционирование как логическое продолжение роли автора? Создание фильмов как форма коллекционирования в смысле слияния образов и идей? Тим достал блокнот и записал эти мысли, опасаясь, что они могут вылететь из головы, как и многое другое.

Склонный к иронии и лишенный иллюзий, в некотором смысле он был типичным молодым человеком, ибо в Париже всегда найдется десяток американцев, подобных ему, цепляющихся за весьма сомнительное существование ради удовольствия жить во Франции или просто потому, что они уже сожгли за собой мосты и не представляют, как вернуться на родину теперь, когда уже упущен случай получить диплом или заработать стаж на местных радиостанциях, в газетах или мелких издательствах. Но Тим Нолинджер выделялся из общего ряда, в нем было нечто большее, нежели просто налет швейцарского пансиона.

– Сюда приезжают представители ФБР, – сообщил Сис. – Редкое явление. Не понимаю, почему они так переполошились. Подумаешь, украли рукопись из частной библиотеки! Это не преступление федерального значения. Обычно они поручают расследование краж предметов искусства особому отделу или Интерполу.

– Это преступление вполне может иметь федеральное значение. Американские законы слишком запутанны – границы штатов, юрисдикции… Я целый год проучился в американской школе права, – пояснил Тим. – Кстати, я заметил, что в списке нет ни одного араба или японца.

– Я иногда забываю, что ты американец, – отозвался Сис.

– Только наполовину. Но на которую половину, хотел бы я знать? Что во мне американского – голова или сердце? Верх или низ? – Тим рассмеялся и ушел. На этот вопрос он и сам не знал ответа, ведь он так долго прожил в Европе.

Пообещав своей невесте-француженке вернуться к soiree [2]в Париж, Тим вылетел из Шипхоля в четыре часа дня. Самолет доставил его во Францию как раз к разгару вечернего часа пик.

Идея для статейки – ужасное уличное движение в Париже. Удивительно, что люди сравнительно редко гибнут в авариях. Оплакивание транспортных проблем Франции – не просто вопрос риторики: в дорожных авариях погибло немало известных людей – и Ролан Барт, и глава «Картье», вышедший из собственного магазина на Вандомской площади. Смерть под колесами – традиция, восходящая еще ко временам супруга мадам Кюри, которого сбила конка, пока он был погружен в раздумья о неверности жены.

Славный малый Тим Нолинджер приходился будущим зятем известной французской романистке Эстелле д’Аржель (автору книг «Плоды», «Дорический, ионический», «Несколько раз»), поскольку был помолвлен с ее дочерью Анной-Софи – к некоторому недовольству обеих, и Эстеллы, и Анны-Софи. Жених дочери не очень устраивал приземленную и практичную Эстеллу, которая возлагала на Анну-Софи большие надежды, рассчитывая на ее брак с графом, перспективным политиком, будущим академиком или, на худой конец, со спортсменом – если тот занимается респектабельным видом спорта вроде большого тенниса. Или хотя бы с французом. Конечно, Тим играл в теннис, но только ради развлечения.

Анна-Софи была идеалом юной француженки в глазах американского сообщества – подтянутой, уверенной в себе, кокетливой, жизнерадостной, предприимчивой, владелицей магазинчика. Получив прекрасное образование, она могла бы стать помощницей правительственного служащего или пресс-атташе в издательстве, но занялась торговлей предметами искусства, связанными с лошадьми, превратив свое увлечение детства в работу. Ее магазин «Шеваль-Ар» [3]ранее принадлежал месье Лавалю, который с каждым годом уделял ему все меньше времени и в конце концов всецело передал дела Анне-Софи, особенно бухгалтерию и закупки; лишь иногда по понедельникам он заходил в магазин и сменял ее за прилавком. Они познакомились, когда Анна-Софи еще училась в школе, и постепенно выяснилось, что для юной девушки она на удивление хорошо разбирается в конских статуэтках Нидервиллера и старинной сбруе. Поначалу ее мать не доверяла месье Лавалю, но ее беспокойства были напрасными: Лаваль предпочитал мужчин.