Светская львица за одну ночь - Бриди Кларк Страница 2

А ведь он сегодня днем даже заглянул в ювелирный магазин Гарри Уинстона, чтобы заранее выбрать рождественский подарок, и купил классический браслет-дорожку — бриллианты в платине. Завтра он его вернет.

Сердце у Уайета Хейза IV не было разбито. Но он страдал, страдал сильнее, чем от сердечной раны. Он никогда бы никому не признался, даже самому себе, в самый темный и глухой час ночи, что ему так больно оттого, что его унизили.

Всю свою жизнь, все 37 лет он всегда и везде был козырным тузом, самым красивым и сильным львом в прайде, мужчиной, ради которого любая женщина — светская львица, богатая наследница, модная тусовщица, супермодель, кинозвезда, а то и все они вместе в одном лице — готова тотчас же бросить своего поклонника. Да, такое случалось бессчетное число раз: какая-нибудь молодая женщина устремлялась к нему, расталкивая толпу, хотя рядом с ней был ее спутник. Сколько Уайет себя помнил, женщины только и делали, что заглядывали ему в глаза, ловили каждое его слово и свято верили всему, что он говорил.

Да и неудивительно. Он высок, породисто красив, виртуозно играет в теннис и сквош, член лучших клубов, гордый потомок переселенцев с “Мейфлауэра”, баронов-разбойников и по меньшей мере одного покойного президента Соединенных Штатов. Плюс он был, как говорят за пределами его круга, “упакован под завязку”.

Но главное — главное! — он пользуется уважением в ученой среде, окончил Гарвардский университет и защитил там диссертацию… Он исследователь, философ! Возможно, за последние пять лет он не слишком ярко проявил себя на поприще науки, но все равно три почетные буквы перед его именем, “д.ф.н.” (доктор философских наук), подтверждают его несомненные достижения. Разве журнал “Квест” не назвал Уайета “всемирно известным биоантропологом и самым завидным женихом Нью-Йорка”? Так и назвал, Уайет вырезал эту статью, может кому угодно показать.

Ну и что с того, что у него виски слегка поседели? Он — Уайет Хейз, возраст ему не страшен.

И все равно он не мог прогнать тревогу. С каких пор его девушка стала продумывать, с кем стоит фотографироваться, а чье общество не столь выигрышно? Корнелия даже не попыталась уговорить его сняться вместе с ней. Слишком спешила попасть в кадр с двадцатипятилетним — или сколько ему там — Тео, оказаться на фоне его прилизанной башки и жизнерадостной приклеенной улыбочки. Естественный порядок вещей был катастрофически нарушен. А Уайет неплохо разбирался в естественном порядке вещей, он изучал его всю свою сознательную жизнь. Молодая львица знает, когда пришла пора оставить стареющего вождя и уйти к перспективному возмужавшему самцу. Разве Корнелия не поступила сейчас именно так?

Правила игры меняются, он не мог этого отрицать. Взять хотя бы Саутгемптон, он весь застроен безвкусными особняками нуворишей, сверкает новенькими “бентли”, разбогатевшие выскочки выставляют свое богатство напоказ, как знамя, — от городка его юности и следа не осталось. Экономические потрясения провели четкую границу между дельцами энергичными, напористыми и теми, кому этих качеств не хватало, в результате напористые стали еще жестче, еще крепче и еще более жизнеспособны, они лезли напролом. Их пролезшие в общество женщины были и того хуже. В отличие от своих предшественниц, благовоспитанных барышень с развитым чувством гражданского долга, нынешние светские красавицы думают только о себе, они хищные, расчетливые паразитки, которые хотят, чтобы о каждом их шаге писали в газетах. Их чувство ответственности исчезло вместе с морщинами на лбу, которые разглажены ботоксом, — его заменила жажда известности. Им и в голову не придет сделать что-то для блага общества, использовать свое привилегированное положение для чего-то более возвышенного, чем покупка туфель или продажа сумочек. Светская женщина нового времени привлекает к себе внимание всеми доступными ей способами. Она умеет только брать, брать, брать. И теперь Корнелия, смотрящая с обложки “Таунхауса”, была воплощением того мира, в котором все перевернулось вверх ногами.

Уайет заглянул в витрину магазина “Эрмес”. Горько было у него на душе. Хотелось, чтобы все опять стало, как было когда-то. Может быть, его приятель Трип где-нибудь поблизости. Уайету необходимо было выпить, или даже напиться.

После того как он бросил Корнелию в слезах, на душе у него было одиноко и пусто. Какие-то глубинные чувства — равно как и вполне суетные — требовали, чтобы он восстановил для себя свой прежний мир.

Нола Синклер

приглашает вас на показ коллекции

пляжной одежды.

2 декабря, в среду, в выставочном центре “Арсенал”,

Парк-авеню, 643.

Начало ровно в 19 часов.

Приглашение именное,

не может быть передано другому лицу.

Ровно в семь слегка запыхавшаяся Люси Джо Эллис поднялась из метро на 68-й улице. Конечно, было бы элегантнее немного опоздать, но Люси просто больше не могла высидеть дома ни минуты. Ее ждал самый важный вечер в ее жизни, он сверкал и переливался, как завернутый в блестящую бумагу подарок, о котором давно мечтаешь.

Этот счастливый случай жизнь подарила ей сегодня, после обеда, когда в мастерскую вбежала одна из помощниц Нолы, рыжая Кларисса, та самая, что вечно держит в своих костлявых пальцах двойной эспрессо из кафе “Старбакс”, и замахала над головой лишним приглашением. Люси выхватила его, опередив всех остальных.

— Так, полегче! — буркнула Кларисса. — Только будь вовремя, поняла?

Нола Синклер, номинальный босс Люси Джо, ни разу, впрочем, не удостоившая вниманием столь мелкую сошку, задумала устроить шоу из коллекции, которую показала публике и прессе еще весной, добавив к ней несколько новых вещей, — предрождественский ажиотаж давал отличный шанс еще раз привлечь внимание прессы. Коллекция только начала появляться в самых модных и дорогих бутиках, надо подогреть к ней интерес. Были истрачены баснословные деньги, чтобы превратить бывшее здание арсенала на Парк-авеню в невероятных размеров эскимосское иглу, по особому заказу изготовили зеркальный пластиковый подиум, который выглядел как лед. (Сначала Нола хотела, чтобы лед был настоящим, и долго злилась на своего отца — единственного, кто финансировал фирму с момента ее возникновения, — когда тот заявил, что это слишком опасно для моделей.) Для избранных, удостоившихся приглашения, были поставлены серебристые коктейльные столики, на мягких табуретах, обитых белой кожей, лежало по норковой муфте — подарок даме, которая должна была занять свое место.

Все это Люси Джо узнала из обрывков разговоров в мастерской, светских новостей в газетах и болтая с мастерицами у кулера с водой. Теперь она увидит это грандиозное зрелище собственными глазами.

Эх, знать бы, что ей так повезет, хотя бы вчера, она исхитрилась бы смастерить нечто единственное в своем роде, и все поняли бы, что она — великий модельер. А сейчас у нее только и хватило времени, что на скорую руку перекроить розовый шифоновый балахон (купленный в “Ломаннз” за 19 долларов 99 центов) и превратить его в узкое модное мини с оборкой по подолу, на которую она пустила оставшуюся ткань. Цвет был чуть более ярким, чем ей показалось, когда она его покупала, но важнее всего было произвести впечатление, не утонуть в море маленьких черных платьев.