Семена прошлого - Вирджиния Клео Эндрюс Страница 2

От того, что Крис обнял меня и прижал к себе, я вновь обрела уверенность и опять посмотрела на дом. Теперь он предстал передо мною в новом свете. Он был красив. Ради Барта мы останемся здесь до его двадцатипятилетия, а затем возьмем Синди и втроем улетим на Гавайи, где нам всегда хотелось прожить остаток лет возле моря и белых пляжей. Да, мы предполагали, что так будет. Так должно быть. Улыбаясь, я обернулась к Крису:

— Ты прав. Я не боюсь этого дома, не боюсь никаких домов.

Он засмеялся и опустил руку мне на талию, подталкивая меня вперед.

Окончив учебу, мой старший сын Джори улетел в Нью-Йорк к своей бабушке, мадам Марише. Там, в ее балетной труппе он вскоре был замечен критиками и получил первые роли. Его Мелоди, которую он любил в детстве, тоже упорхнула на восток, к Джори.

В возрасте двадцати лет мой Джори женился на Мелоди, которая была на год моложе его. Эта пара работала сейчас вместе и боролась за то, чтобы достичь высот в своем искусстве. Они сейчас были наиболее заметной балетной парой в стране. Их танец и координация их движений были столь прекрасны и совершенны, как будто они читали мысли друг друга и подавали друг другу сигналы блеском глаз. В течение пяти лет они достигли вершины успеха. Каждое их выступление вызывало волну откликов как у критиков, так и у публики. Еще большую известность принесли им выступления по телевизору.

Мадам Мариша умерла во сне два года тому назад, она прожила восемьдесят семь лет и работала каждый день до самой смерти.

К семнадцати годам мой второй сын, Барт, из отстающего ученика каким-то чудом превратился в успевающего по всем предметам, одного из лучших в школе. Как раз в это время Джори улетел в Нью-Йорк. Я думаю, именно отсутствие Джори дало возможность Барту выбраться из своей скорлупы и повысило его интерес к учебе. Два дня тому назад он закончил Гарвардскую юридическую школу и от имени своего класса произносил прощальную речь.

Я и Крис встретились с Джори и Мелоди в Бостоне, и все вместе мы присутствовали в большой аудитории Гарвардской юридической школы на присвоении Барту ученой степени. Только Синди, нашей приемной дочери, не было там. Она гостила у своей лучшей подруги в Южной Каролине. Мне очень больно было всегда осознавать, что Барт так и не перестал завидовать этой девочке и ревновать ее ко мне, хотя она готова была на все, лишь бы заслужить его одобрение; он же ни шагу не сделал ей навстречу. Новую боль причиняла мне теперь проявившаяся, наконец, у Синди неприязнь к брату — она даже не захотела приехать, чтобы принять участие в его празднике.

— Нет! — кричала она в телефонную трубку. — Не нужно мне его приглашение! Он просто любит пускать пыль в глаза! Пусть перед его фамилией стоит хоть десять степеней, я никогда уже не буду его любить и восхищаться им после всех обид, которые он мне причинил. Объясните все Джори и Мелоди, они меня поймут и не обидятся. А Барту ничего не надо объяснять — он и сам все знает.

Я сидела между Крисом и Джори, слушала и удивлялась тому, что мой сын, такой скрытный, угрюмый и необщительный дома, сумел стать первым в классе и заслужил право говорить прощальную речь.

Его спокойная, бесстрастная речь производила какое-то гипнотическое воздействие. Я посмотрела на Криса: его прямо-таки распирало от гордости. С неловкой усмешкой он повернулся ко мне:

— Поразительно! Кто бы мог подумать? Он просто великолепен, Кэти! Ты гордишься? Я просто поражен!

О, конечно! Я очень гордилась триумфом Барта. А еще меня поразило, что там, на подиуме, был совсем другой Барт, не тот, к которому мы привыкли дома. Возможно, именно здесь он чувствовал себя уверенно и нормально. Совершенно нормален — так ведь сказали врачи.

По моим наблюдениям, многие мелкие штрихи его поведения доказывали, что настолько драматических изменений в его характере и поведении, какие когда-то подозревали врачи, на самом деле и не было. При последнем расставании он мне сказал:

— Ты должна быть там, мама, там, где я оценен по заслугам. Мне очень важно, чтобы ты была там. И ни слова о Крисе, хотя тот находился рядом.

Имя Криса ему приходилось буквально выдавливать из себя.

— Мы пригласим Джори и его жену и, конечно, Синди. При имени Синди его лицо исказилось. Мне было совершенно непонятно, как можно относиться с неприязнью к такой хорошенькой и очаровательной Девочке, как наша любимая Синди. Я бы не смогла ее любить сильнее, если бы она была плоть от плоти моей, кровь от крови моей и моего дорогого Кристофера. Как бы то ни было, но с тех пор, как она оказалась у нас двух лет от роду, она стала нашим ребенком, и именно она принадлежала нам обоим, мне и Крису.

Синди исполнилось шестнадцать. Она более чувственна, чем я была в ее возрасте. Но ведь она не жила в такой изоляции от жизни, как я. Свежий воздух и солнце давали ей те жизненные силы, которых не получили в свое время я и разделявшие мое заточение братья и сестра. Хорошее питание, физические упражнения, прогулки на свежем воздухе, достаток… она имела все самое лучшее. Нам в детстве досталось наихудшее.

Крис спросил, не собираемся ли мы стоять здесь весь день и ждать, пока проливной дождь промочит нас насквозь. Он потянул меня за собой к дому, заражая своей веселой уверенностью.

Приближающиеся раскаты грома, мрачные черные тучи, пересекаемые зигзагами молний, подталкивали нас к дому, и шаг за шагом мы, наконец, подошли к главному входу Фоксворт Холла.

Я заметила некоторые детали, которых не было видно издалека. Пол портика был выложен изразцами трех оттенков красного цвета: причудливо чередуясь, изразцы так же образовали солнечный круг с лучами, подобный стеклянному кругу над двустворчатыми дверями входа. Эти два солнечных диска почему-то очень обрадовали меня. Раньше их здесь не было. Возможно, Крис и прав в своем оптимизме. А восстановленный дом все же отличается от старого, хоть и похож на него. Ведь даже две одинаковые снежинки на самом деле различны.

Я нахмурилась: но кто же заметит различие между двумя падающими снежинками?

— Прекрати принюхиваться к разным мелочам, не надо портить себе настроение. По твоему лицу и по твоим глазам я вижу, что ты так и ищешь, к чему бы придраться. Клянусь тебе честью, что мы останемся в этом доме только до тех пор, пока Барт не вступит в свои права, а потом улетим на Гавайи. Если налетит ураган или нахлынет стоячая волна на этот дом, пока мы в нем находимся, то это случится только потому, что ты ожидаешь чего-то плохого.

Его слова заставили меня улыбнуться:

— Не забывай, что есть еще и вулканы. Они могут залить нас горячей лавой.

Он засмеялся и шутливо шлепнул меня по заду.

— Прекрати! Ну, пожалуйста! Десятого августа мы уже сможем сесть в самолет. Но сто против одного, что ты и там будешь беспокоиться о Джори, о Барте, думать, что делает Барт один в этом доме.

Только сейчас я вспомнила, что Барт говорил о каком-то сюрпризе, который ожидает нас в Фоксворт Холле. Когда он говорил об этом, то как-то странно глядел на меня.