Дом там, где сердце - Шеннон Фаррел Страница 2

Однако что готовит ему будущее? И что ему делать с изящной молодой красавицей, лежащей в постели без сознания? Бед­няжка. Какое она имеет отношение ко всему этому?

Ведь она, похоже, любила Августина. Он вспомнил ее не­давнюю истерику в спальне. Мне всегда чертовски не везло, уныло подумал Локлейн, вытянув руку, чтобы погладить ее светлую, мягкую, как лепесток, кожу. Он прикоснулся к ее во­лосам цвета воронова крыла, восхищаясь ее красотой. Кожа ее была такой бледной, будто она явилась из другого мира. Ее внешность – высокие скулы, длинный, в меру тонкий, чуть вздернутый, нос, рубиново-красные полные губы (может, такая нереальная, она и не во вкусе каждого), но Локлейну она каза­лась неописуемо прекрасной.

Он никогда не верил в любовь с первого взгляда, пока не увидел нимфу, смотревшую на него потрясающими аметисто­выми глазами в тот день, когда он встречал своего господина и его невесту по их возвращении из свадебного путешествия по Шотландии и Англии с парохода, следовавшего из Ливер­пуля.

Довольно высокая для женщины, хоть и крошечная по срав­нению с ним, Мюйрин Грехем Колдвелл спустилась на причал, как королева, с высоко поднятой головой, ясными глазами, устремленными прямо на него. Казалось, этот взгляд проника­ет в самую душу. Она приветствовала его рукопожатием, и, потрясенный, он ощутил дрожь в руке, которую ему удалось унять, когда он с трудом обрел над собой контроль, проклиная себя за это странное ощущение.

И вот теперь перед ним лежит прекрасная вдова, прямая наследница поместья Колдвеллов, не подозревающая, вероятно, о плачевном финансовом состоянии, в котором оказался перед смертью ее муж.

Однако Мюйрин наверняка вышла за него по любви! В кон­це концов, как могла она не знать о всех его неудачах? Возмож­но, она была такой же недалекой, самовлюбленной и азартной, как и Августин. Если так, да поможет им всем Господь, подумал Локлейн, тряхнув головой, и посмотрел на чудесное лицо с не­которой долей досады.

Если Мюйрин глупа настолько, чтобы любить Августина, она заслуживала всего, что с ней произошло. Его кольнуло чув­ство вины, когда он поймал себя на этой злорадной мысли. По натуре он не был злым человеком, но горький опыт – хороший учитель.

Он нетерпеливо вскочил с кресла и принялся вышагивать взад-вперед перед окном, пока наконец не остановился посмо­треть, как солнце садится за крыши Дублина.

Черт возьми, как могла такая милая, великодушная девушка, как Мюйрин, выйти за такого бездельника и пьяницу, как Ав­густин Колдвелл?

И что она сделает теперь с его родной Барнакиллой?

Мюйрин проснулась спустя несколько часов и осторожно по­терла ноющую скулу. Завернувшись в одеяло, чтобы унять дрожь, она посмотрела в окно и увидела волшебные снежные хлопья, кружащие в тусклом свете лампы, которая горела на улице.

Медленно окинув взглядом незнакомую комнату, стараясь не шевелить ноющей головой, она увидела Локлейна, который сидел в низком кресле у ее кровати, а рядом с ним на ночном столике – небольшой открытый дипломат с документами. Взгляд его необычных серо-стальных глаз был сосредоточен­ным – он сводил столбцы чисел, и скрип его пера отдавался эхом в комнате с высоким потолком.

Эта комната была меньше ее прежних покоев, но казалась ей гораздо уютнее – здесь была великолепная кровать с пологом на четырех резных ножках и парчовые, голубые с малиновым, шторы в цветах. Здесь же, по обе стороны кровати, стояли ма­ленькие столики, а у камина – низенький столик с двумя сту­льями. В углу у большого окна находилась отгороженная шир­мой уборная.

Наиболее интересным и приятным элементом комнаты был великолепный камин с прекрасной дубовой отделкой. В ками­не мерцал огонь, и впервые с тех пор, как Мюйрин покинула родной дом в шотландском городке Финтри, она почувствовала тепло и защищенность. Все закончилось, с облегчением по­думала она, и тут же, опомнившись, прогнала эту мысль.

Пытаясь отвлечься от кошмарных воспоминаний, она обер­нулась к гостю.

Мюйрин незаметно рассматривала его и в который раз вос­хитилась его поразительной мужской красотой. Как ни стара­лась, она не смогла найти в загадочном Локлейне Роше ни одно­го изъяна, кроме самоуверенности. Его иссиня-черные волосы с золотисто-каштановым отливом, густые и волнистые, почти касались воротника. Он был не по моде чисто выбрит. Бакен­барды скрадывали его высокие скулы и крепкую челюсть, при­дававшие лицу несколько угрюмое выражение. Прямой узкий нос с изящно изогнутыми ноздрями делал его лицо надменным. Что-то привлекательное и интригующее было в глубоком шра­ме на его щеке и в небольшой ямочке, появлявшейся при каж­дом движении рта.

Мюйрин поймала себя на мысли, что ей бы хотелось увидеть, как он улыбается. Конечно, он стал бы чуть более похож на человека и чуть менее – на крадущегося тигра, готового вот-вот схватить добычу. Казалось, у Локлейна постоянно был не­довольный вид, а темные брови сердито нахмурены все это время, с момента ее прибытия в Дублин вчера утром. Он вы­глядел крайне угрюмым для такого привлекательного мужчины. Наверное, у него есть на это причины, размышляла она, видя, как он складывает бесконечные колонки чисел снова и снова, расстроено теребя пальцами свои черные как смоль волосы. Она невольно вспомнила, как то же самое из года в год про­делывали и ее отец, и ее зять Нил Бьюкенен, когда она приез­жала навестить свою сестру Элис (сейчас она уже на третьем месяце беременности) в ее новый дом в Дануне.

Ее отец никогда не был силен в математике. Мюйрин всегда помогала ему вести учет, хотя ее усилия никто из семьи никог­да не воспринимал всерьез, поскольку это занятие считалось «не женским». По крайней мере, именно так ей часто говорили мать и сестра, применяя это прилагательное ко всему, чем ей когда-либо нравилось заниматься.

Мюйрин слегка улыбнулась, вспомнив о критике со стороны своих родных, и как раз в этот момент Локлейн закончил свои подсчеты. Он отбросил в сторону ручку и встал, чтобы размять ноющую спину. Прошествовав к камину и энергично разво­рошив угли, он направился к окну, чтобы посмотреть на город, укрытый снежным покрывалом цвета слоновой кости.

Мюйрин восхищалась его фигурой, с интересом глядя на рельефные мышцы, просвечивающие сквозь тонкую ткань ру­башки. Без сомнения, это был самый высокий и широкоплечий мужчина, какого она когда-либо видела. Судя по тому, как он приветствовал ее вчера утром у причала Дан Лаогер, его твер­дая, тяжелая рука была такой большой, что обе ее ладошки поместились в ней, когда они поздоровались и он помог ей сой­ти на берег. Она заметила некоторую его угрюмость, но это ее нисколько не смутило. Это был человек неиспорченный и не­избалованный, который не боялся тяжелой работы. И в то же время в его поведении четко прослеживалось достоинство и знатное происхождение, из-за чего его нельзя было принять за обычного работника фермы.

Итак, Локлейн был управляющим поместья. Значит, ему присуща сообразительность и он умеет обращаться с числами, не так ли? Но если судить по его рукам, и одежде, и загорело­му лицу, свидетельствовавшему о том, что многие годы он был занят другим делом, то, похоже, этот человек не из тех, кто перекладывает тяжелую работу на других. Ее восхищало это качество. Ее отец и зять были такими же. Она и сама не чу­ралась тяжелой работы, хотя мать всегда стремилась сделать из нее избалованную, изнеженную принцессу, ведь Мюйрин была младщей из двух ее дочерей и она родила ее в довольно зрелом возрасте.