Тетрис с холостяками - Ирина Мазаева Страница 2

Эллочка купила себе кожаный пиджачок, кокетливую шляпку – дань книгам (оказалось, что шляпки ей неимоверно к лицу), три пары хорошей кожаной обуви, перчатки и сумочку, а также юбку и блузку, кардинально отличающиеся от того, что она носила до сих пор. Эллочка не стеснялась отдавать предпочтение смелым расцветкам, и апофеозом шопинга стала покупка красного вечернего платья, которое Эллочке решительно некуда было носить.

Впрочем, внимательный психолог заметил бы преобладание в покупках теплых коричневых оттенков, что говорит о том, что человек настроился или созрел для уютного семейного гнездышка. Что ж, неудивительно, ведь Эллочке исполнилось двадцать восемь, карьеру она не делала и не планировала, стало быть, давно пора заполнить некий вакуум ее жизни семьей. Но для этого Эллочке, хоть тресни, нужна была большая, как в толстых романах, любовь.

А для любви – мужской коллектив. (Не знакомиться же, право слово, по объявлению!) Для мужского коллектива – соответствующая упаковка ее, Эллочкиных, достоинств. Понятно, что достоинства – а у госпожи Виноградовой с самомнением и самолюбием было все в порядке – говорили сами за себя, но одежда в этом случае была призвана сыграть роль рупора, усилителя... Итак, Эллочка экипировалась. Оставалось только ожидать появления на горизонте фирмы, фирмочки, готовой предоставить нашей героине полигон для трудовых подвигов и исключительно мужское окружение.

Как ни странно, фирма, вернее, огромный завод не заставил себя долго ждать. То ли Эллочка действительно правильно сориентировалась в своей судьбе, то ли безработица в нашей стране резко пошла на убыль, но в первой же открытой газете она увидела набранное крупным шрифтом объявление: «Крупному предприятию в корпоративную газету требуется работник. Высшее образование, навыки литературного творчества, знание русского языка». У Эллочке в головке дзинькнуло. Журналистика – вот он, ее Клондайк. Журналистика – это общение, общение и еще раз общение. С кем общаться, работая в корпоративной газете? С руководителями и специалистами. А кто руководители и специалисты? Мужчины!

Восемь часов в день общаться с молодыми, симпатичными, неженатыми мужчинами – казалось, это предел мечтаний Эллочки. К тому же с подобной работой у нее проблем быть не могло: все годы учебы она подрабатывала в газетках. Эллочка смело набрала указанный номер телефона. Ей сразу же предложили приехать и предстать пред очи ее возможной непосредственной начальницы.

То есть непосредственный начальник оказался женщиной. Эллочка немного расстроилась, добираясь транспортом до завода, но решила не отступать. Троллейбус, завезя ее на жуткую окраину, остановился прямо перед зданием заводоуправления, как и объяснили по телефону. Эллочка легко, с видом человека, вступающего в новую жизнь, спрыгнула с последней ступеньки, два раза глубоко вздохнула и широким шагом направилась по аллее, ведущей к центральному входу.

На входе ей долго выписывали пропуск, кому-то звонили, проверяли документы, но смотрели на нее на всякий случай уважительно, как на будущее возможное начальство. Эллочке было приятно. В новом кожаном пиджаке, новеньких сапожках, вообще во всем модном и новеньком она чувствовала себя каким-то новым и важным человеком.

Главное, она чувствовала себя защищенной этой дорогой и модной одеждой, как будто та все сразу говорила о своей хозяйке: «Моя хозяйка – богатая, независимая женщина, она по определению не может быть одинокой – за такой женщиной обязательно кто-то стоит». И Эллочка чувствовала себя уверенно. Понятно, что вся эта уверенность должна идти изнутри человека, но народ нынче пошел нечуткий, и обмануть его можно было легко. Куда ни глянь, маленькие, слабые и пугливые люди выходили из дорогих машин, неся на плечах дорогую одежду, и все покупались, считали их большими, сильными и уверенными и даже завидовали им.

Маленькой, слабой и пугливой Эллочка, однако, не была. Она вовсе себя не знала: кто она, что она и что она сама от себя могла ожидать. Точнее, до того она уже сама о себе напридумывала (после все тех же красивых романов и романтических красавиц), что только окончательно запуталась. Но, сидя перед своей возможной будущей начальницей, к которой ее наконец допустили, Эллочка чувствовала себя цельной и сильной личностью. Неважно, кем она была, важно то, что ей удалось произвести впечатление. Эллочка показалась Ирине Александровне Драгуновой девушкой умной, знающей себе цену, умеющей постоять за себя, но в то же время послушной и, где надо, беспринципной, что для журналиста едва ли не основное достоинство. Ирине Александровне понравились представленные Эллочкой заметки, ее стиль, язык, а также новые сапожки, о которых уже два месяца задумывалась сама Ирина. И Эллочка была принята на работу. С испытательным сроком и более низкой зарплатой, конечно, но поскольку и эта пониженная зарплата была выше учительской, Эллочка Виноградова была счастлива.

Так началась новая Эллочкина жизнь. И даже первые неприятности на новой работе были новыми и особенными: не такими, как в школе.

Неприятность главная, собственно говоря, была одна. Эллочку приняли корреспондентом, а редактором был пятидесятилетний некрасивый мужчина по фамилии Козловцев. Фамилия говорила сама за себя. Он был самовлюблен, упрям и туп. Более того, он все не мог понять, что времена уже давно изменились, что в страну пришли рыночные отношения вместо плановой экономики. Он ничего не понимал в компьютерах и, более того, этим кичился. На работе же его держали, видимо, за то, что выглядел он солидно, молчал с умным видом и умел, как никто, почтительно наклонять голову перед генеральным и говорить: «Да-да, как скажете». «Типичный лакей», – подумала Эллочка, увидев однажды его манеру общаться с начальством, и воображение тотчас унесло ее в обжитой мир книжных фантазий.

Фантазии и стали первым предметом их разногласий. Эллочка работала быстро, все схватывала на лету, ловко печатала на компьютере и потому считала, что имеет законное право отдаваться фантазиям все оставшееся рабочее время. Играть в тетрис, умиротворенно складывать в неизменный стакан любимые загогулинки, палочки и квадратики. Или вот, например, в колор-тетрис, когда стоит сложить три квадратика одного цвета по горизонтали, вертикали или диагонали, как они пропадают... И мечтать, мечтать... Редактор так не считал. И чуть заприметив блаженное выражение на ее лице в рабочее время, выходил из себя и начинал объяснять Эллочке, кто она и что ей надлежит делать. От вида тетриса он просто свирепел.

– Вы – не Пушкин, – гремел он, подскочив со своего кресла.

Эллочка и сама ни минуты не сомневалась в том, что она не Александр Сергеевич, а Элла Геннадьевна, но «не Пушкин» в устах редактора значило «вы – бездарность» и подразумевало «работать вам надо в поте лица, чтобы хоть немножко соответствовать занимаемой должности и моему огромному журналистскому опыту». Впрочем, обделяя Эллочку еще и логическими способностями, Козловцев все это подробно ей растолковывал.

Надо ли говорить, что помощи в освоении по сути новой для нее профессии, а также специфики производства, про которую приходилось писать, с его стороны ожидать не приходилось? Отрываясь от голубого монитора и выходя в цех, Эллочка оказывалась среди чуждых ей гофрировальных валов, котлов-утилизаторов, электродов, дефектоскопистов и главных специалистов непонятного и потому страшного ППО.