Веселый господин Роберт - Виктория Холт Страница 2

– Я привел тебе друга для игр, Джейн. Иди сюда!

Джейн торжественно сошла вниз по большой лестнице и сказала:

– Это Джон.

Мальчик, вглядевшись в ее лицо и увидев на щеках следы от слез, понял, что она тоже оплакивала его отца. Это его утешило.

– Сегодня ему пришлось много страдать, Джейн, – обратился к дочери сэр Ричард. – Мы должны позаботиться о нем.

Джейн встала рядом с Джоном и взяла его за руку.

Сэр Ричард наблюдал за ними. Пусть мальчик забудет о криках толпы на холме Тауэр в обществе маленькой Джейн. С ней он будет в безопасности.

В последующие месяцы наблюдая за тем, как Джон Дадли все дальше отходил от пережитой трагедии, сэр Ричард Гилдфорд узнавал в нем силу характера, которая была присуща Эдмунду Дадли. Ему правился этот мальчик: в нем чувствовалось дремлющее честолюбие, воля к успеху, страстное желание вернуть имени Дадли утраченную честь. Сэр Ричард с удовольствием отмечал растущую привязанность дочери и Джона друг к другу и радовался возможности иметь такого мальчика в доме, воспитывать его как собственного сына.

А это легко устроилось, поскольку вдова сэра Эдмунда была вынуждена обратиться за помощью к родственникам и друзьям, и то, что сэр Ричард проявлял такой интерес к ее сыну, ее очень порадовало.

Для сэра Ричарда стало привычкой разговаривать с мальчиком, развивая в нем то честолюбие, которое, как он знал, ему присуще. И однажды, когда они гуляли в Сити по Флит-Лейн, по мосту Флит-Бридж и дальше к Фикетс-Филдс, он заговорил с ним об отце:

– Твой отец был великим человеком, Джои. Но в твоем возрасте его положение было не многим лучше, чем то, что теперь у тебя.

– Нет, сэр, – не согласился тот. – Это правда, что мой отец был сыном мелкого фермера, а сам стал всего лишь юристом, но все же он происходил из лордов Дадли; а я – сын человека, которого называют изменником. Сэр Ричард щелкнул пальцами.

– Связь с лордами Дадли никогда не была доказана. Полагаю, что она вообще существовала только в воображении твоего отца.

От этих слов мальчик залился краской, но сэр Ричард продолжил:

– О, это было достаточно умно. Дадли были нужны аристократические предки, и он их нашел. И без сомнения, хорошо использовал. Между нами, Джон, заслуги гораздо больше тогда, когда человек поднимается к вершине горы из долины, чем тогда, когда начинает подъем, находясь уже вблизи от нее.

Джон промолчал, а сэр Ричард добавил:

– Мы с тобой всегда должны помнить: сэр Эдмунд Дадли был сыном фермера, юристом, однако таким мастером своего дела, что король обратился к нему за помощью. Твой отец и его друг Эмпсон вместе с ним правили Англией.

Глаза мальчика засияли.

– Всего лишь сын фермера – и один из тех, кто правил Англией?!

– Чему это должно научить тебя? Только одному: не имеет значения, как низко ты находишься, потому что нет предела – нет предела! – тем высотам, на которые ты можешь подняться. Возьми хотя бы самого короля. Разве не правда, что предок Тюдоров был конюхом и незаконнорожденным? Думай, мальчик, думай! Это изменническая мысль, и я выскажу ее шепотом. Дадли или Тюдор? Чем один лучше другого? Помни об этом. Всегда помни об этом. У твоего отца было огромное честолюбие. Может быть, сейчас он смотрит на тебя с небес… на своего старшего сына. Может, спрашивает себя: «Чего добьется мой сын в этом мире? Поднимется ли он так высоко, как поднялся я? Сумеет ли учиться на моих ошибках? Есть ли в его душе огонь, который сделает его великим человеком?» Джон, я не сомневаюсь в том, что твой отец смотрит на тебя с небес, молится и надеется.

Джон не забыл этих слов. Он твердо решил стать таким же великим человеком, как его отец.

В играх, в которые Джон играл, он всегда был лидером, а для Джейн – уже героем.

Положение сэра Ричарда при дворе позволило ему встречаться с королем – пока еще беззаботным мальчиком, влюбленным в удовольствия, но при этом мальчиком с просыпающейся совестью. Сэр Ричард считал, что королевская совесть может сыграть свою роль в будущем его юного протеже.

Юный король по-прежнему хмурился при имени Дадли. Ему было хорошо известно, что фаворита и советника отца казнили ради его, Генриха, популярности. Но сам он пока еще не договорился со своей совестью. Генрих не мог убедить себя, как это произошло позже, что Дадли и Эмпсон заслужили свою участь, а потому при каждом упоминании их имен он испытывал неловкость. И когда сэр Ричард осторожно попросил королевского позволения обратиться к парламенту с просьбой об отмене приговора о конфискации имущества Дадли, Генрих чуть ли не с большой охотой дал на то позволение.

Пусть мальчик унаследует богатство отца. Королю оно не нужно; у него свои сокровища, накопленные его отцом-скрягой, которые он может легко транжирить. Да, пусть конфискацию отменят. Пусть сын Эдмунда Дадли получит его богатства. Тогда король будет чувствовать себя счастливее при упоминании имен Дадли и Эмпсона; сможет забыть, что эти два человека были казнены, чтобы успокоить людей, из которых выжали большую часть его нынешних богатств.

Таким образом, первый шаг был сделан. Джон больше не был мальчиком без гроша за душой. Теперь он стал выгодной партией для юной Джейн, хотя пока и не мог появляться при дворе.

Сэр Ричард вернулся домой в большом возбуждении.

– Послушай, что я сделал для тебя, Джон! – воскликнул он. – Теперь твоя очередь.

– Да, теперь моя очередь, – торжественно ответил мальчик.

Джейн внимательно смотрела на них, гадая, что все это значит. Но не потребовала объяснения, ибо в этом не было никакой необходимости. Она была счастлива, потому что был счастлив ее отец; и она видела в Джоне ту глубокую внутреннюю сосредоточенность, которую уважала, хотя и не могла разделить ее с ним.

Только когда они остались вдвоем, отправившись к конюшням, Джейн спросила:

– Случилось что-то хорошее, не так ли? Он кивнул, но ничего не сказал, потому что не хотел, чтобы его слышали конюхи.

И, лишь выехав на расцвеченную клевером лужайку, объяснил:

– Теперь я человек со средствами. Состояние моего отца будет возвращено нашей семье.

– Джон… это значит, что ты уедешь?

Он улыбнулся, заметив в ее глазах страх:

– Если бы я уехал, то все равно вернулся бы. Ты же знаешь, Джейн, не правда ли, что когда мы повзрослеем, то поженимся?

– Да, Джон, – откликнулась она.

– Тогда ты будешь счастлива. И я тоже.

Он был уверен, что она довольна, точно так же, как был уверен в том, что однажды станет лидером. Ей не пришло в голову, что с его стороны это выглядело высокомерием. Впрочем, если Джон и проявлял высокомерие, то в ее глазах оно было достоинством.

Пока они скакали по полям, она думала об их будущем, об их браке и детях, которые у них появятся.