Не любовь - Оксана Хващевская Страница 2

— Да так, пройдусь по деревне.

— Кто-нибудь из твоих друзей приехал?

— Леха должен. Ты машины не заметила возле дома Поляковых?

— Я в начале деревни вышла. А кто еще приедет?

Степик пожал плечами и пододвинул к себе тарелку с ароматно дымящимся борщом, которую баба Нина поставила перед ним.

Мирослава последовала его примеру.

А бабушка отправилась в сени и вернулась оттуда с вяленым мясом. Таким сухим и просоленным, впитавшим в себя солнечные лучи прошлого лета и пряные ароматы всевозможных трав, развешанных пучками в сенях под потолком.

Бабушка собралась было нарезать мясо сама, но Степик не выдержал.

— Бабуль! Садись лучше с нами! Я сам порежу мясо! — сказал он, выходя из-за стола.

Степик взял нож, разделочную доску и, повертев в руках кусок мяса, будто прикидывая, с какой стороны начать, принялся за дело.

— Сцяпан, а мо вам з Міраславай патрохі настойкі наліць? Яна ў мяне яшчэ з лета стаіць! Смачная! Чарнічная! Я туды трохі водачкі ўліла, штоб крапчэй была. Будзеце?

Мирослава хотела отказаться, но взглянула на Степика, который отчаянно кивал, и согласилась.

Баба Нина принесла трехлитровую банку настойки и налила им по стопочке, которые Степик предусмотрительно достал из столика.

— Бабуль, ты ведь нам составишь компанию?

— Ой, мой унучак! Вы ж маладыя, вы піце, а ў мяне тады галава балець будзе!

— Бабуль, ну всего по пять капель, за компанию! — не отставал Степик, при этом, ловко орудуя ножом, нарезал мясо соломкой. Закончив резать, он разложил его на блюдце, помог бабе Нине сесть, налил ей немного настойки и пододвинул Мире ее стопку.

— Ну, давайте выпьем за дам, раз вы в большинстве! — произнес Степик и, чокнувшись с бабушкой, потянулся к сестре. — А за тебя мне особенно хочется выпить! — добавил он.

— Это еще почему? — удивленно вскинула она брови.

— Потом скажу! — пообещал Степик и одним махом осушил стопку.

Мирослава же так пить не умела. Ей обязательно надо было понемножку, распробовать, подержать во рту…

— Вкусно, — сказала девушка.

— Ниче так! — согласился с ней братец.

— Можа, яшчэ па адной?

Степик, конечно же, собрался ответить положительно, но Мира опередила его:

— Нет, не нужно. Голова уже и так закружилась.

Рудинский скорчил презрительную гримасу, а Мира в ответ показала язык.

Она на семь лет была младше двоюродного брата. То есть, когда она родилась, Степан Рудинский уже пошел в первый класс, а когда она пошла в школу, он уже был подростком, которому должно было бы наплевать на свою соплячку-кузину.

Но, во-первых, Мира Ярославская даже в семь лет существенно отличалась от девчонок-первоклашек, которых ничего, кроме кукол, подружек, мультяшек и конфет, не интересовало; а во-вторых, и Степик в четырнадцать лет не был тупым и эгоистичным подростком.

Конечно, большую часть времени он проводил со своими друзьями. Но и для маленькой Миры у него всегда находилось время. Степик качал ее на качелях, помогал ей убираться в бабушкином домике, ходил вместе с ней за ягодами, учил мастерить рогатки и свистеть не хуже заправского разбойника. Именно он научил ее играть в карты и показал некоторые шулерские штучки. Они оба были единственными детьми у родителей, может быть, поэтому и стали так близки.

Степик Рудинский, по мнению сестренки, представлял из себя беспечного донжуана и хамоватого себялюбца. Но у него была такая открытая улыбка, а в прищуре карих глаз — столько обаяния, что устоять перед ним было просто невозможно. Всегда неброско, но дорого и со вкусом одетый, стильно подстриженный, с маникюром на тонких пальцах, он, вместе с тем, запросто приспосабливался к деревенской жизни. Мог рубить дрова, таскать воду из колодца, топить грубку.

Когда с борщом покончили, баба Нина заварила чай, который пили с конфетами.

Потом Степик ушел. Мирослава с бабушкой остались вдвоем.

Мира любила такие вот долгие зимние неспешные вечера в маленьком домике бабы Нины. Присутствовало во всем этом некое особое, ни с чем не сравнимое очарование. За бревенчатыми стенами ветки потрескивали от мороза, а в комнате было тепло и уютно. Баба Нина брала в руки крючок и клубки ниток, и постепенно, потихоньку из ее рук выходили яркие круглые половики, которыми были устланы полы в доме.

Старушка неспешно вязала, прищурив подслеповатые глаза, и вспоминала прошлое, прожитое, когда-то важное, делясь с внучкой воспоминаниями…

А та забиралась на высокую кровать с железными спинками, подбирала под себя ноги и зачарованно слушала…

Потом девушка постелила себе постель на старой узкой жесткой кровати за грубкой, отгороженной от комнаты ситцевой цветастой занавеской, и, переодевшись в штанишки и футболку, с книжкой легла.

На каникулы задали много читать, и Мирослава захватила с собой «Мастера и Маргариту».

Бабушка еще выходила на улицу, чтобы позвать в дом кота, посматривала на часы, беспокоясь за Степика, долго вглядывалась в темноту за окном, когда по дороге проезжала машина…

Мира немного почитала и позволила бабе Нине погасить свет.

Но спать совершенно не хотелось. Она лежала на боку и сквозь тонкий ситец занавески вглядывалась в светлое пятно окна и слышала, что и бабушка тоже не спит, думает, наверное, о чем-то и тяжело вздыхает. А маленький домик постепенно наполнялся ночными звуками и шорохами, существенно отличающимися от тех, которые девушка привыкла слышать у себя дома.

Вот мышь заскреблась под полом…

Вот треснули обои на стене…

Вот кот зашевелился на печке…

Вот скрипнул снег за стеной…

И сверчок, который всегда жил за печкой, проснулся и подал голос…

Все эти звуки были так непривычны, но знакомы с детства и неотъемлемы от этого места, как и все остальное.

И Мира вслушивалась в эти звуки, и они казались ей колыбельной…

Она вообще-то собиралась дождаться Степика, но побороть сон, наплывающий из темноты, не смогла. Веки отяжелели, глаза закрылись…

Мира уже задремала, когда что-то ее толкнуло, словно изнутри, и она открыла глаза.

Сердце испуганно колотилось в груди, дрожь пробегала по спине, а она даже не сразу смогла вспомнить, что же разбудило ее.

Шаги. Она услышала шаги. Прямо за стеной домика кто-то ходил.

Раз-два, раз-два, раз-два… — скрипел снег под ногами.

Мирослава приподнялась на подушке и отодвинула занавеску. Она хотела разбудить бабушку, но, оказалось, старушка не спала. Согнувшись, она стояла у окна, пытаясь в нем что-то рассмотреть.