Помнишь ли ты... - Джудит Макнот Страница 20

Взглянув на часы, Коул увидел, что близится полночь,потянулся и зевнул. Выйдя в коридор, он в последний раз обошел конюшню,убеждаясь перед сном, что в его владениях все в порядке.

Джессика Хэйуорд сошла с тренажера в кабинете, примыкающем кбольшой спальне, и накинула на плечи полотенце. Одетая в тонкие белые шорты иоблегающий красно-белый топ, она направилась в спальню, испытывая приливэнергии, беспокойство и тоску одиночества. Ее муж должен был вернуться домойтолько на следующий день, но даже будь он здесь, он не смог бы дать Джессикето, о чем она мечтала.

Она жаждала секса — бурного, грубого, захватывающего,требовательного, страстного секса, а не вялого, вежливого и предсказуемогоакта, который Чарльз называл «занятием любовью». Джессике хотелось отнюдь нелюбви, а безумия — и не с Чарльзом…

Она мечтала о Коуле.

Досадуя на собственное неукротимое влечение к надменному,грубому, неотесанному служащему, Джессика подошла к бару, встроенному в шкаф, ивытащила из холодильника бутылку дорогого шардонне. Затем она наполнила бокал сзолотым ободком, неторопливо добрела до окна и уставилась на лужайку за домом иконюшню, видневшуюся слева. Закрыв глаза, она воскресила в памяти облик Коула —его широкие плечи, бугрящиеся мускулами, кожу, по которой струился пот, пока онвходил в нее с неистовой силой. Такую силу Джессика предпочитала всемуостальному.

От соблазнительных воспоминаний у нее невольно напряглисьбедра, и она залпом осушила бокал, отвернувшись от окна. Стащив с шеиполотенце, Джессика помедлила — настолько, чтобы успеть вытереть волосы, азатем взяла бутылку вина, еще один бокал и вышла из спальни.

Дверь комнаты дочери была закрыта, но в щель у полапробивалась полоска света, и Джессика крадучись прошла по коридору к заднейлестнице.

Стояла жаркая и душная ночь, напоенная острым ароматомгардений, цветущих на клумбах. На плиты дорожки, ведущей к конюшне, падаллунный свет, но Джессика не заблудилась бы даже в кромешной темноте — слишкомуж часто она совершала такое путешествие в мечтах и наяву. Балансируя сбутылкой и двумя бокалами, она скользнула в боковую дверь конюшни, блаженновздохнув, когда волна воздуха, разгоняемого кондиционером, коснулась ее влажнойкожи.

Не удосужившись включить в коридоре верхний свет, онабесшумно завернула за угол и остановилась перед дверью комнаты, с наслаждениемнаблюдая, как Коул стащил через голову рубашку и отбросил ее в сторону. Мягкийотблеск лампы, стоявшей на письменном столе, играл на перекатывающихся мускулахего плеч и спины, и когда Коул потянулся к поясу джинсов, у Джессики участилосьдыхание.

Возможно, этот чуть слышный звук насторожил Коула, посколькуон резко обернулся и устремил на женщину взгляд, в котором тревога смениласьраздражением.

— Черт, как ты меня напугала, Джессика!

Подняв бутылку и бокалы, Джессика вошла в комнату как в своюсобственную — впрочем, комната действительно принадлежала ей.

— Я увидела в твоем окне свет и, поскольку, похоже, заснутьсегодня не удастся никому из нас, решила поделиться с тобой вот этим…

— Честно говоря, я устал и вряд ли буду страдатьбессонницей.

— Незачем так сразу давать мне отпор, — заявила Джессика,присаживаясь на край стола. Она забросила ногу на ногу и покачала сандалией,повисшей на кончиках пальцев с ярко-красными ногтями. — Мы не виделись целуювечность — вот я и решила нанести тебе визит, — добавила она, поворачиваясь инаполняя оба бокала.

— И это все? — саркастически переспросил Коул, созерцаятесный и не слишком скромный топ, откровенные шорты и призывную улыбку. Онрешительно протянул руку за рубашкой, но Джессика покачала головой, а ее улыбкастала жесткой и решительной.

— Не надо одеваться, дорогой. Мне нравится твой вид.

— Джессика, — резко прервал Коул, — не стоит начинать всезаново. Все кончено, завершено, забыто! Говорю тебе, я устал.

— Как невежливо ты разговариваешь с хозяйкой! — отозваласьона, соскользнув со стола и потянувшись к его щеке.

— Черт побери, хватит! — взорвался Коул, уворачиваясь отженщины. В качестве последнего средства он приготовился силой выставитьДжессику вон, но не хотел прикасаться к ней, опасаясь воспламенить этимприкосновением ее крутой нрав или — еще хуже — страсть. Позади него стоялакровать, и, отказавшись прибегнуть к физической силе, чтобы отстранитьДжессику, он очутился в ловушке. Женщина сразу заметила это и шагнула вперед спобедной улыбкой на лице.

— Джессика… — мрачным голосом предостерег Коул. — Ты ведьзамужем!

— Знаю, — отозвалась она, снимая топ и швыряя его напостель.

— Мне нравится твой муж, — продолжал Коул, безуспешнопытаясь обойти ее.

Джессика окинула его удивленным взглядом широко раскрытыхглаз и завела руки за спину, расстегивая бюстгальтер.

— И мне тоже, — кивнула она.

Если бы положение Коула не было столь унизительным ибезвыходным, он посмеялся бы над нелепостью ситуации: красивая женщинараздевается перед ним, своим телом преграждая ему путь к бегству, и при этомневинным тоном уверяет, что любит своего мужа.

— Сегодня я не расположен к стриптизу, — предупредил он.

— Ничего, скоро мы это поправим, — пообещала Джессика,спуская с плеч бретельки.

— А тебе известно, что такое супружеская верность? —поинтересовался он, удерживая бретельки, чтобы они не соскользнули с рукДжессики.

— Я всегда верна Чарльзу, когда он в городе, — возразилаДжессика, и у нее жарко вспыхнули глаза, а ладони коснулись густых темных волосу него на груди. — Только сегодня его здесь нет, а ты есть. Мне скучно.

— Тогда найди себе хобби, — посоветовал Коул, стискивая ейпальцы.

Она разразилась низким гортанным смехом, крепко обвиларуками его шею и прижалась к нему животом.

Коул не испытал ни малейшего возбуждения, но окончательноутратил сдержанность и терпение.

— Предупреждаю тебя, — прошипел он, хватая ее за запястья ис силой разжимая их, чтобы высвободиться, — не доставляй лишние неприятностинам обоим.

Джессика игриво задела его бедром, и очередной хриплыйсмешок подсказал Коулу, что она умышленно извратила его слова.

— Я бы не назвала эти «неприятности» лишними… Вспышкадневного света внезапно ворвалась в комнату — кто-то включил лампы в коридоре,и, чтобы Джессика не вскрикнула, Коул зажал ей рот ладонью.