Вся ночь впереди - Тереза Вейр Страница 20

Она улыбнулась.

– Нельзя сказать, что все здесь от меня без ума. Правда, Молли?

Габриэль обладала низким, чуть хрипловатым голосом. По всей видимости, потому, что много курила. Марк ненавидел сигареты. Правду говорят, что люди, которые бросили курить, становятся ярыми противниками никотина. Марк сам бросил курить четыре года назад, а потому выступал за скорейшее запрещение курения по всей стране. Он считал, что если уж ему удалось покончить с этой привычкой, то и всем остальным это тоже вполне по силам.

Марк едва удержался от того, чтобы не спросить Габриэль, не пробовала ли она антиникотиновый пластырь или жевательную резинку с аналогичным наполнителем.

Молли переводила взгляд с одного нежданного гостя на другого.

– Хотите кофе? – спросила она, чтобы сказать хоть что-нибудь.

– Только не я, – сказала Габриэль, которой, казалось, прямо-таки не терпелось побыстрее убраться из дома ее брата, что она через секунду и подтвердила: – Мне пора идти. – Потом, звякнув украшавшими ее руку многочисленными браслетами, она взглянула на часы и добавила: – У меня назначена встреча с одним человеком.

Повернувшись на каблуках, она вышла из дома, оставив на память о себе резкий аромат духов и стойкий запах сигаретного дыма.

Марк оставался в доме, пока в гостевой комнате не завозился Остин, требуя к себе внимания.

Жаль все-таки, что его хватил удар. Это резко изменило не только его жизнь. Когда Молли сбежала из дому, Марк, хотя и скучал по ней, был очень рад, что она избавилась наконец от своего ублюдка-мужа. Он даже начал подумывать о том, чтобы съездить во Флориду и ее навестить. Несколько раз он представлял себе во всех подробностях, как они вместе лежат на пляже или плещутся в голубых волнах океана. Его мечты чем-то напоминали идиллическую сценку из известного романа «Отсюда – и в вечность». Там герои, удалившись от всех, тоже беззаботно плескались в океане и загорали.

Из комнаты донесся приглушенный дверью стук. Остин упал, что ли?

Молли вскочила с места.

– Пойду посмотрю, что там с Остином.

– Я пойду с тобой, – предложил Марк. – Тебе может понадобиться помощь.

– Пойдешь – только хуже сделаешь. Узнав, что ты все это время был здесь, он с ума сойдет от злости.

На самом деле Остин в открытую своего недовольства по поводу присутствия в их доме Марка никогда не выражал. С другой стороны, какому мужу понравится, если рядом с его женой вечно отирается какой-то парень?

– Ладно, – сказал Марк. – Но если что случится, звони.

Она согласно кивнула и, потрепав Марка по плечу, направилась к мужу. Марк же вышел из дома и едва не столкнулся с Габриэль. Она сидела на ступенях крыльца и плакала.

Он, воспользовавшись оставленным ею узким проходом, попытался осторожно ее обойти. Габриэль подняла на него глаза.

Что и говорить, зрелище было не из приятных. По лицу у нее была размазана тушь, а из глаз двумя ручьями текли слезы. Мгновенно от него отвернувшись, она открыла сумочку и стала шарить в ней рукой. Не сумев найти того, что искала, Габриэль, продолжая всхлипывать, высыпала содержимое сумки на заасфальтированный пятачок у себя под ногами.

Сам того не желая, Марк узрел тайны ее ридикюля. На асфальт вывалились губная помада, косметичка, какие-то таблетки, трусики в полиэтиленовом пакете, упаковка презервативов и бог знает что еще. Так и не обнаружив в этой куче нужной для себя вещи, Габриэль чертыхнулась себе под нос и стала укладывать свое барахлишко обратно.

Только в ту минуту, когда она вытерла нос рукавом, Марк наконец понял, что, собственно, она искала. Бросившись к своему автомобилю, он сунул руку в открытое окно, вынул из «бардачка» пакетик с бумажными носовыми платками и поспешил назад к крыльцу.

– Возьмите.

– Спасибо…

Положив пакет на колени, она извлекла из него два платка. С помощью первого высморкалась, а вторым стерла с лица размазанную по нему косметику. Пока Габриэль приводила себя в порядок, Марк расположился рядом с ней на ступеньках.

– Остин так ужасно выглядит… – объяснила она причину своих слез, швыряя использованные платки себе под ноги. – А ведь какой был в детстве озорник и выдумщик! Находил, к примеру, дождевого червя и делал при мне вид, будто разжевывает его и глотает. Доводил меня этим чуть ли не до истерики. Старшие братья все такие – любят поиздеваться над младшими сестрами…

Этот экскурс в прошлое, приоткрывший завесу над неизвестными прежде особенностями характера Остина, заставил Марка в изумлении покачать головой. Хотя, если разобраться, удивляться тут было нечему. Такое случалось с ним сплошь и рядом. Стоило только ему возомнить, что он знает о том или ином человеке все или почти все, как происходило нечто, напрочь перечеркивавшее его прежние представления, и ему оставалось только признать, что человеческая натура – вещь непостижимая, и он, Марк, ни черта в людях не смыслит.

Габриэль шмыгнула носом, подняла с асфальта скомканные бумажные платки и зажала их в кулаке.

– Наш отец работал преподавателем физики в колледже городка Сидар-Рэпидс. Работу свою он терпеть не мог и относился к разряду обозленных на весь свет непризнанных гениев, которым не удалось добиться признания и которые вследствие этого возлагали все свои надежды на отпрысков. Он хотел, чтобы его дети достигли блистающих вершин успеха, которых не было дано достичь ему. По этой причине он насел на Остина, желая сделать из него свое более удачливое подобие. Ценой больших усилий ему удалось вколотить в него кое-какие свои качества: брат стал самоуверенным, суровым и непреклонным человеком и оставался таким, по крайней мере, внешне, вплоть до самого последнего времени. Вот почему мне было так больно смотреть на него нынешнего. После инсульта Остин превратился в настоящую развалину, жалкое подобие того, кем он был…

Габриэль открыла сумку и стала запихивать в нее грязные, скомканные бумажные платки.

– Ну а вы сами? – спросил Марк. – Вы тоже стали суровой и непреклонной?

Габриэль хохотнула.

– Ну нет. Как говорится, бог миловал. Я старалась папаше не поддаваться, и он скоро понял, что тратить время и силы на мое перевоспитание не стоит. С тех пор я словно перестала для него существовать. Но Остину он основательно подпортил мозги.

Марк подумал, что попытка Габриэль отделаться от удушающей опеки отца далась ей не так-то просто и сильно на ней сказалась. Работая психиатром, он не уставал поражаться тому, какое количество людей было, по сути, лишено детства. Их было так много, что так называемое «нормальное» детство можно было посчитать отклонением от правила. Без сомнения, человеческая жизнь – это минное поле и никак не иначе.

Габриэль поднялась и одернула короткую юбку. Теперь, без косметики, она выглядела не в пример лучше. Казалась моложе и куда миловиднее, чем прежде.