Дитя мое - Беверли Льюис Страница 20

– Мороженое в любом случае останется, – рассмеявшись, сказала Лаура.

Она спросила, о чем был разговор в школе. Джек в общих чертах описал саму суть, сочтя за благо не упоминать о той роли, которую, по мнению школьного психолога, Лаура играла в жизни Натти. Также мужчина не был уверен, стоит ли показывать ей «семейный» рисунок девочки. Неизвестно, как Лаура на него отреагирует.

Неожиданно раздавшийся громкий крик привлек их внимание. Натти остановилась, заметила, что на нее смотрят, встала, вытянув руки по швам, и состроила ехидную гримаску, словно спрашивая: «А что тут такого?»

Лаура помахала ей рукой. Джек улыбнулся.

Натти была смышленым ребенком. Она обладала врожденной интуицией, прекрасно разбиралась в ситуации, верно понимала, что чувствуют другие, и всегда безошибочно умножала два на два… Несмотря на то, что в свои почти девять лет Натти, как и большинство смышленых детей в этом возрасте, обладала живым, склонным к фантазиям умом, если надо, она умела делать правильные выводы.

– Кажется, Натти решила поиграть в сваху, – рискнул Джек высказаться начистоту.

Лаура, прикусив губу, взглянула на него.

– Трудно не заметить. По правде говоря, я даже польщена тем, что она так высоко меня ценит, – продолжая вязать, улыбнулась она. – Хотя это меня немного беспокоит.

– Со временем Натти, возможно, перерастет это.

Расхожий ответ на все проблемы, словно свист, раздающийся в ночи.

– Jah, быть может, – тихо промолвила Лаура.

Они немного помолчали. Натти то и дело останавливалась и улыбалась Лауре. Та мило улыбалась ей в ответ. Джеку приятно было наблюдать за тем, как Натти ищет подтверждения правильности своего поведения у своей добросердечной няни. Он будет спокоен за будущее Натти, если его девочка станет во всем подражать Лауре, ее трудолюбию, вежливости, мягкости, любви к ближнему и… Богу.

Бесцеремонный хлопок по плечу вывел Джека из задумчивости.

– Хорошо сидим, – раздался за спиной голос сестры.

Обогнув скамью, Сан предстала перед братом, одетая в снежно-белые штаны «капри», лимонно-зеленую безрукавку и теннисные туфли от известного дизайнера.

Лаура, как и следовало от нее ожидать, сразу же встала.

– Извините, но мне надо отойти.

Джек хотел попросить ее остаться, но первой подала голос Сан:

– Ничего страшного, Лаура, ступайте.

Следя за тем, как няня идет по детской площадке навстречу Натти, Сан села на то место, на котором прежде сидела Лаура, и скрестила руки на груди. Улыбка на ее лице сменилась выражением недоверия.

– Как ей не жарко в этой одежде…

Джек откашлялся.

Сестра тяжело вздохнула, поняв намек.

– Ну и что, сестренка? – нарушив молчание, спросил Джек.

– Да так… – произнесла Сан.

Ее глаза сузились. Натти, выскочив из песочницы, бегом бросилась к Лауре и запрыгнула ей на руки. Тогда сестра опустила голову и принялась внимательно изучать собственные туфли. Стопа ее начала раскачиваться справа налево и обратно. Коротко стриженные пышные темные волосы поблескивали на солнце. Выщипанные брови были резко очерчены. Цвет лица имел молочно-кремовый оттенок. У нее были глубокие карие глаза, нос немного длинноват, но общего впечатления это не портило. Черты лица сестры поражали своей утонченностью. Джек находил в них что-то итальянское, несмотря на шотландские корни семьи. Известно было, что их прадед приехал в Америку из Глазго.

В точности подражая поведению сестры, Джек принялся внимательнейшим образом разглядывать свои кроссовки «Найк», сравнивая их с теннисными туфлями сестры. Рассмеявшись, Сан возвела глаза к небу.

– Что такое?

– Твои кроссовки не имеют ничего общего с модой, Джек. Тебе просто необходимо жениться. Жена, по крайней мере, разберется с твоим гардеробом.

Джек покачал ногой.

– Я их только недавно порвал.

– Их давным-давно надо было выбросить, – с укором махнув рукой, произнесла Сан. – Скажи мне лучше: когда ты их купил, Натти уже была с тобой или еще нет?

– Ей тогда уже исполнилось пять лет.

– Три года назад?

– Может, больше.

Сан нахмурилась.

– А у Лауры совета не спрашивал?

Джек отрицательно покачал головой, улыбнувшись при мысли о том, как бы это выглядело, если бы Лаура принялась одобрять его покупки.

Сан фыркнула.

– Тебя волнует то, что няня из амишей обладает лучшим вкусом, чем ее английский босс?

– Я боюсь, что в таком случае мне придется взять ее в жены, – рассмеявшись, произнес Джек.

Лицо сестры посерьезнело.

– Не шути так, Джек. Хватит уже того, что няня научила Натти своему гортанному диалекту немецкого.

– Сан! Ты мне обещала…

– Ладно, ладно… Извини. – Сестра зевнула и ловко сменила тему, спросив его о сегодняшней встрече с учителями.

Ничего нового из слов Джека она не узнала: девочке не хватает коммуникабельности, умения правильно вести себя в коллективе, она слишком зациклена на составлении списков, фильмах и мягких игрушках. О рисунке Джек предпочел не распространяться. От Сан всего можно было ожидать…

Сестра, интуитивно почувствовав, что брат что-то недоговаривает, спросила:

– Может, мне стоит позвонить Карен Джоунз самой?

Карен? От неожиданности Джек вздрогнул.

Сан откинулась на спинку скамейки.

– Я познакомилась с ней через сестру Миши. Это мой приятель. А Дженни, подруга сестры Миши, познакомилась с Карен через свою соседку Салли.

Джек отрицательно покачал головой. По сравнению с Сан даже самые общительные люди казались застенчивыми и скромными. Она легко заводила знакомства и в любой компании становилась своей. Сестра по-настоящему привязалась к Натти, вот только терпением к детским капризам никогда не отличалась. «Я слишком похожа на маму, – однажды сказала она Джеку. – С таким характером я легко могу придушить собственного ребенка».

Так оно и было. Унаследовав от матери острый язык и вспыльчивый характер, Сан быстро отыгрывалась на том, кто рисковал испытать ее терпение. Это относилось как к детям, так и мужчинам, встречавшимся у нее на пути. С другой стороны, Сан считала Натти почти непогрешимой.

Заметив тетю, девочка спрыгнула с рукохода, подняв в воздух облачко пыли. Немного неуклюже она со всех ног бросилась к скамейке и влетела в объятия Сан.

– Тетя!

Схватив девочку за руки, Сан поцеловала ее в щечку и, отстранившись, спросила:

– Где ты была всю мою жизнь, дитя?