Предел мечтаний - Карла Кэссиди Страница 20

— Вряд ли ты поверишь, если я скажу, что мне не свойственны такие поступки.

Глаза их встретились.

— Я тебе верю, Колетта.

И он действительно поверил — к собственному удивлению. За последние несколько дней он убедился, что Колетта — совсем не хищная городская штучка, какую он опасался встретить.

Она повернулась к шкафу, чтобы достать чашки и блюдца, и неутоленное желание вновь взыграло в Тэннере. Он даже почти пожалел, что джентльмен взял в нем верх.

Но момент ушел, и теперь Колетта не могла предложить ему большего, чем чашка свежего кофе.

Он нахмурился, не зная, как разорвать пелену возникшего между ними напряжения. Ему хотелось снова видеть ее улыбку, заманчивые ямочки и краску на щеках. Все что угодно, только не это гнетущее молчание.

— Я знал и худшую неловкость, — сказал он наконец.

Колетта взглянула на него, и в ее глазах мелькнула искорка любопытства.

— О чем ты?

— Дженни Мэри Малком была самой красивой девчонкой шестого класса, и я влюбился до умопомрачения. Как-то раз она заговорила о том, какими крутыми ей кажутся тореадоры, вот я и пригласил ее к нам на ранчо и решил устроить бой с нашим быком.

Колетта отставила чашку, и глаза ее заблестели ярче.

— Разве это не опасно?

— Когда у одиннадцатилетнего мальчишки начинаются дела сердечные, он уже ничего не боится. — Он откинулся на спинку стула, любуясь нетерпеливым выражением ее лица. — Дженни в тот день пришла с несколькими подружками, и мы всей компанией отправились на пастбище.

— И у тебя был красный плащ?

— Нет... Красные отцовские кальсоны. — Ее смех стал для Тэннера утешением, и желание опять напомнило о себе. — В общем, я вышел на пастбище, а Дженни с подругами вцепились в забор. И вот я начал махать на эту гору из злобы и мускулов красными подштанниками.

— И что потом?

Колетта слегка подалась вперед, напрочь позабыв про сдержанность.

— Бык ринулся на меня, а я поджал хвост и — деру. Но он-таки подцепил меня рогом за задницу и стащил с меня штаны. Вот и предстал я голышом перед очами той, которая была любовью моей жизни.

Колетта зажала ладонью рот, но смешок все-таки вырвался.

— Ты все это сочинил!

Тэннер торжественно поднял руку.

— Слово бойскаута. И мало того, что я пережил крайнее и беспредельное унижение на глазах у возлюбленной. Отец целые две недели меня изводил: мол, он не может поверить, что воспитал сына, который оказался туп, как пробка.

Они все еще хохотали, когда на пороге кухни показалась Джина.

— Похоже, вы тут напропалую веселитесь, — заметила она.

— Твой брат рассказывал мне о своей первой корриде, — ответила Колетта.

Джина присела рядом с Тэннером и Колеттой к столику.

— Я эту историю слышала раз сто. Дженни сейчас работает в единственной в Фоксране парикмахерской и обожает рассказывать про это представление клиенткам.

Тэннер отметил про себя, что с появлением Джины Колетта совсем расслабилась.

— У меня ничего бы не вышло с Дженни, — сказал он. — Мне никогда не было бы хорошо с женщиной, которой доставляет удовольствие рассказывать посторонним о моем унижении.

— Как у вас прошел вечер? — обратилась к Джине Колетта.

Джина заулыбалась.

— Изумительно. Отец Дэнни очень забавный, а мама у него добрая и ласковая. Сестрицы его и братик — та еще компания, обед замечательный, сумасшедший дом, короче говоря.

Слушая, с каким восторгом Джина описывает вечер, проведенный в семье Дэнни, Тэннер мог только с горечью думать о том, что он не был в состоянии дать ей что-то похожее на такую атмосферу семейного веселья.

— У них золотая семья, — продолжала Джина. — Сразу видно, как они все любят друг друга.

— Я рад, что ты хорошо провела вечер, — сказал Тэннер, стараясь заглушить в себе чувство вины за то, что не все оказалось в его власти.

— Ну а вы чем занимались? — спросила Джина.

Внезапно щеки Колетты побагровели.

— Да ничем, — сухо сказала она. — То есть мы пообедали у Антонио, потом приехали сюда и вот пьем кофе.

Джина долго рассматривала ее лицо, затем перевела подозрительный взгляд на брата.

— Ну, и хорошо было?

— Что именно?

Голос Колетты прозвучал на октаву выше, чем обычно, а щеки запылали еще сильнее. Само раскаяние, со снисходительным удовлетворением подумал Тэннер.

— Ужин у Антонио. — Джина тряхнула головой. — А ты о чем подумала?

— Не знаю... Я слишком устала. — Колетта поднялась из-за стола и отнесла чашку с блюдцем в раковину. — Я бы сказала, что сейчас уже ночь. Спасибо тебе, Тэннер, за роскошный ужин.

— Это мне следует тебя благодарить, поверь.

В ответ Тэннер смог полюбоваться очередным приливом краски к ее щекам. Колетта невнятно пробормотала «Спокойной ночи» и вышла.

А перед мысленным взором Тэннера немедленно встала картина: Колетта падает на простыню, и ее обнаженное тело блестит в лунном свете.

Он тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения, и постарался вслушаться в продолжение восторженного рассказа Джины о минувшем вечере.

В первый раз за все время пребывания в Канзас-Сити он усомнился, прав ли был, стараясь вернуть Джину на ранчо.

Прав, разумеется, зашептал в его голове тихий голос. Если ты оставишь Джину здесь, это еще не значит, что семья Дэнни будет ее семьей. Да ты этого и не хочешь. Она слишком молода, чтобы связывать свою жизнь с каким бы то ни было мужчиной. Ей нужно вернуться домой, чтобы завершить учебу. Вернуться вместе с тобой.

Вспомнив о Колетте, он осознал, что в последние дни упустил из виду свою цель. Его почему-то стала занимать Колетта, а не Джина. Он провел в Канзас-Сити целую неделю и ни на йоту не приблизился к первоначальной цели — вернуть Джину домой.

Пора оставить в покое Колетту и вспомнить, зачем он приехал в Канзас-Сити.

Колетта не помнила, когда в последний раз испытывала такую смертельную опустошенность. Но было к ней примешано не только смущение, а и безмерное облегчение: хотя бы один из них нашел в себе толику разума.

Тэннер прав. Если бы между ними произошел акт любви, она бы пожалела об этом незамедлительно. И все-таки тело ее горело, помнило тепло его ласк. А губы все еще жаждали его.

Он был бы непревзойденным любовником, в этом Колетта не сомневалась. Но в конце концов ей пришлось бы с ним распрощаться. У него своя жизнь, и причины, приведшие его в Канзас-Сити, не имеют к ней никакого отношения.