Записки Русалочки - Сонда Тальбот Страница 20

— Одному садовнику слишком много работы, а ты пойдешь к нему в подмастерья. Ты ведь умеешь ухаживать за цветами… Так что, я уверен, у тебя получится. И потом, — посерьезнел Иво, — насколько я помню, мистер Колчет просил тебя не думать о своей немоте. Я понимаю, что это сложно, но ты постарайся. К тому же ты не одна, и мы с Мэтью тебя не бросим…

Губы Мэтью тронула тень улыбки. Он с уважением посмотрел на Иво, а потом, с легкой ехидцей — на меня. Его взгляд в мою сторону означал примерно следующее: мол, я же тебе говорил, а его фраза только подтверждает мои слова… Я отвела взгляд от Мэтью и надулась. Нечего смотреть на меня глазами всезнающего гуру… Тоже мне, нашелся знаток сердец…

Мэтью почувствовал, что я затаила обиду, и перестал играть глазами. Поэтому я сменила гнев на милость и предложила мужчинам прокатиться на «цепочке» — карусели в виде длинной жерди, к которой на цепях привешены кресла. Правда, уговорить Иво оказалось непростым занятием. Он заявил, что не пустит меня туда, потому что с него хватит моих растянутых связок. Но пять минут уговоров и обещаний, что я буду сидеть, не шелохнувшись и изо всех сил вцепившись в поручни, сделали свое. Иво Видхэм уступил моим мольбам, вот уж правда, что немым…

Мы возвращались домой… То есть к Иво… (Господи боже мой, как же я успела привыкнуть к этому дому!). В общем, мы возвращались веселыми и, прошу прощения за каламбур, слегка навеселе. Весь этот день я чувствовала внутри себя необычайную легкость, словно кто-то распутал клубок невидимых нитей, давным-давно свернувшийся в моей душе. Я была взбалмошной девочкой, резвой, веселой и открытой, какой никогда не была, но всегда хотела быть. А может, это просто счастье и раньше я его не замечала? Но как можно быть счастливым в одиночестве, когда единственным твоим собеседником является Тишина? Еще совсем недавно я тосковала по разговорам с Тишиной. А сейчас… Сейчас я чувствую, что выросла из них, как дети вырастают из одежды. Мне будет душно в одиночестве, и я понимаю это…

— Скажи, Русалочка, — обратился ко мне Иво, когда за нами захлопнулась дверца машины, — тебе было хорошо?

Что за вопрос? Мне было не просто хорошо, мне было восхитительно, чудесно, волшебно! Я буквально плескалась в этом неожиданном счастье… Я объяснила Иво, что все было просто замечательно, и поблагодарила его за этот сказочный день. Но сказка закончилась, Принцесса должна была превратиться в Золушку, и это превращение не замедлило свершиться.

Как только я, поддерживаемая Иво, перешагнула высокий порог дома, навстречу нам выбежала растрепанная Ампаро.

— Иво, мистер Видхэм, — сбиваясь, тараторила она, — вам весь день звонит мисс Отис из Аспина… Вас не было дома, она спрашивала, где вы. Я не знала, что сказать… Так и сказала, что не знаю, где вы… — Ампаро закончила свою сбивчивую тираду и с выражением глубокой печали в глазах посмотрела на Иво.

Честно говоря, я не совсем поняла причину волнения Ампаро. По-моему, вполне обычное дело, что кто-то уезжает развлечься. И не из-за чего здесь делать трагедию. Вряд ли Алисия Отис поехала в Аспин для того, чтобы не вылезать из номера… По всей видимости, Иво был со мной согласен.

— Ампаро, мисс Остин — не землетрясение и не цунами. Нет ничего страшного в том, что она не дозвонилась. И уж тем более в этом нет твоей вины, — спокойно произнес он.

— Завтра она возвращается в Дувр, — упавшим голосом сообщила Ампаро.

— Неужели? — холодно поинтересовался Иво, но, кажется, не у Ампаро, а у самого себя.

Знаете, в тот момент я почувствовала, как вместе с голосом Ампаро упало и мое сердце. Я не знаю, что происходит со мной. Я не знаю, в чем причина моей заведомой неприязни к Алисии. Я не знаю, почему весь этот радужный день тут же вылетел у меня из головы. Знаю только одно — я запуталась, как маленькая мошка в липких нитях паутины, и теперь не уверена, так ли уж безосновательны подозрения Мэта…

7

Второе июня…

День внезапный, день вчерашний… Отчего душе так страшно? В липкой горечи и грусти Отчего душе так пусто? Спрятаться и долго плакать, Развести по дому слякоть, В сумерки смотреть подолгу, Сердца собирать осколки Или падать на бегу — Это все, что я могу?..

Что это было? Наверное, крик израненной души или… или… попросту глупые слезы маленькой девочки, которая любит мечтать и грустить. И все-таки это не обо мне. Во-первых, моя душа не так уж изранена, чтобы плакать кровавыми слезами. Во-вторых, я не маленькая девочка. В-третьих, я люблю не мечтать, а фантазировать — как мне кажется, это разные вещи. Ну а в-четвертых, я не люблю грустить. Я с превеликим удовольствием избежала бы грусти, утопая в пестром веселье, но, увы, у каждого человека рано или поздно находится повод для грусти…

В жизни Иво произошли перемены. Алисия не бросала свои слова на ветер — она сегодня вернулась из Аспина, удивительно загорелая, подтянутая, но очень холодная. Как будто горнолыжный курорт укутал своими снегами ее душу. Впрочем, я видела ее всего лишь второй раз в жизни. Кто знает, может быть, она всегда была такой…

Наше знакомство с Алисией было не из приятных. Сегодня я спала дольше обычного. Сырные бега, растянутые связки, вся эта путаница с Иво не давали мне заснуть спокойно. Я долго размышляла над тем положением, в котором оказалась, над приездом Алисии, над словами Мэта. Проворочавшись с боку на бок несколько часов, я наконец уснула. И встала, как назло, именно тогда, когда в доме объявилась ее величество Алисия.

Я выдавила из себя приветственную улыбку и написала на своей дощечке: «Здравствуйте, меня зовут Дона». На этот жест, исполненный, пусть вынужденного, но все-таки дружелюбия, Алисия отреагировала высокомерным кивком головы и пренебрежительным «наслышана». Видимо, ее брат, Иллиан Отис, рассказал обо мне в самых ярких красках. Ни капли не сомневаюсь, что в его рассказе фигурировали такие слова, как «посредственность», «необразованная» и, в лучшем случае, «не нашего круга». О том, что Иллиан сообщил Алисии обо мне и Иво, я предпочитаю не узнать никогда.

Холодная Алисия создала в доме не менее холодную атмосферу. Пока она дожидалась Иво в гостиной, я предпочла отсидеться на кухне вместе с огорченной Ампаро. Оказалось, что Ампаро терпеть не может свою будущую хозяйку. Выражения Иво насчет «цунами» и «землетрясения» были весьма близки к истине, потому что Ампаро предпочла бы оба этих явления сразу женитьбе своего хозяина на Алисии.

— Это катастрофа, Дона, — жаловалась она, шлепая на хлеб ломтики ветчины. — Настоящая катастрофа… Слепой видит, что она совершенно не подходит ему. Злая, холодная, колючая… Одно, что красивая, а толку-то? Я сойду с ума, когда они поженятся. Мне проще уйти из этого дома, хотя я очень люблю мистера Видхэма, чем терпеть выходки этой рыжей штучки… Представь себе, Дона, за все это время, что они помолвлены, она даже не запомнила, как меня зовут… Она постоянно называет меня Амбаро, хотя отлично знает, что мое имя произносится не иначе как Ампаро… Это она нарочно, я уверена… Выказывает презрение к низшему сословию. Так себя вести — у них норма. Слава богу, мистер Видхэм не такой… Но эта бестия кого хочешь переделает…