Любовь и мороженое - Дженна Эванс Уэлч Страница 20

– Si, certo [21].

– Извините, это вы о чем?

– Мужской разговор. Поехали, а то опоздаем на вечеринку.

Говард вручил мне свой телефон и двадцать евро.

– На всякий случай. В контактах есть номер кладбища. Если я не подойду, ответит Соня. Когда ты вернешься?

– Не знаю.

– Когда ее привезти? – спросил Рен.

– Скажем, к часу.

У меня округлились глаза. К часу? Как же сильно ему хочется, чтобы я нашла друзей.

Говард уселся на садовые качели, а я пошла за Реном к его скутеру и взяла у него шлем, который он достал из-под сиденья.

– Готова?

– Да, – ответила я и неуклюже забралась на скутер. Не прошло и секунды, а мы уже мчались по дороге, и нас обдувал холодный ветер. Я крепко обняла Рена за талию, улыбаясь как идиотка. Я как будто ехала в мегабыстром и мегаудобном механическом кресле. Я оглянулась и увидела Говарда, который наблюдал за нами с качелей.

– Почему ты зовешь его «Говард»? – громко поинтересовался Рен, перекрикивая шум мотора.

– А как еще?

– «Папа»?

– Ни за что! Я совсем мало его знаю.

– Почему?

– Это… долгая история. – Я поторопилась сменить тему: – Куда мы едем?

Рен посигналил и свернул с главной дороги прочь от Флоренции.

– К моей подруге Елене. У нее самый большой дом, так что мы всегда там собираемся. Ее мама – потомок Медичи, и вилла у них огромная. По Елене сразу понятно, когда она перебирает – она принимается утверждать, что пару сотен лет назад все мы были бы ее слугами.

– Кто такие Медичи?

– Очень влиятельная флорентийская семья. Грубо говоря, основатели Ренессанса.

Я тут же представила девушку в струящемся платье.

– Я уместно оделась?

– Что?

Я повторила вопрос.

Рен затормозил у светофора и обернулся:

– Ты отлично выглядишь. Мы одеты почти одинаково.

– Но ты кажешься…

– Да?

– Круче.

Он слегка откинул голову назад, и наши шлемы слабо звякнули.

– Спасибо.

Мы ехали целую вечность. Вечность. Когда Рен съехал с магистрали, у меня уже онемели ноги.

– Почти приехали.

– Наконец-то. Я уж думала, мы собрались во Францию.

– Направление не то. Держись крепче.

Он ускорился, и мы понеслись по длинной подъездной аллее, обрамленной деревьями. Где это мы? За последние десять минут мы не проехали ни одного здания.

– Потерпи немного. Три… два… Рен завернул за угол, и я ахнула.

– Что?

– Да, знаю. С ума сойти, правда?

– И это дом? У вас тут в нормальных домах кто-нибудь живет?

– А что, в Америке не встречаются пряничные домики?

Это была не вилла, а настоящий дворец. Громадный, как музей, в несколько этажей, с башенками по краям больших арочных ворот. Я попробовала сосчитать окна, но быстро сдалась. Настолько огромным был этот дом.

Рен сбросил скорость, обогнул широкий круглый фонтан, который возвышался в центре подъездной аллеи размером с теннисный корт, и припарковался возле других скутеров. Во рту у меня пересохло, как в пустыне Сахара. Я бы и правда предпочла есть чуррос в подвале Дилана.

– Ты в порядке? – спросил Рен.

Я кивнула, и выглядело это максимально неубедительно. Мы пошли вдоль стены подстриженных кустов к двери вроде тех, в которые разозленные деревенские жители из мультиков и фильмов ломятся с факелами и таранами. Еще три секунды, и меня стошнит.

Рен легонько толкнул меня локтем:

– Ты уверена, что все нормально?

– Да. – Я глубоко вдохнула. – Так… сколько человек здесь живет?

– Трое. Елена, ее мама и старшая сестра, когда та возвращается домой из интерната. Елена признавалась, что в некоторые комнаты она никогда не заглядывала, и порой они с мамой не встречаются сутками. У них есть система внутренней связи, так что им не приходится ходить по дому, чтобы пообщаться друг с другом.

– Ты не шутишь?

– Нет, честное слово, я даже не знаю, как ее мама выглядит. Говорят, что она вовсе не существует. К тому же дом полон призраков. Елена каждый день их встречает.

Рен изо всех сил надавил на медный дверной звонок, и мы услышали громкий звон.

– Ты в них веришь?

Он пожал плечами:

– Елена верит. Она каждый вечер сталкивается на лестнице с призраком своей прапрапрабабушки Алессандры.

Я никогда не понимала, как можно верить в привидения. Когда мамы не стало, ее просто не стало. Я бы все отдала за то, чтобы это изменить.

В доме раздался громкий стук. Я вздрогнула и оступилась. Рен поймал меня за плечи и сказал:

– Расслабься. Это дверь. Она долго открывается.

Минут десять ворота со скрипом открывались, и я отступила назад, почти уверенная в том, что на пороге нас встретит прапрапрабабушка Алессандра. Но на аллею вышла фигуристая девушка-подросток в повседневной одежде с густыми черными волосами и алмазным пирсингом в носу.

– Ciao, Лоренцо! – Она бросилась на Рена и звонко чмокнула его в щеку. – Dove sei stato? Mi sei mancato [22].

– Ciao, Елена. Mi sei mancata anche tu [23]. – Рен отошел от девушки и жестом указал на меня: – Угадай, кто это?

Елена, как и Рен, быстро перешла на английский:

– Кто? Говори скорее!

– Каролина.

Рот девушки раскрылся в ровную «о».

– Ты Каролина!

– Да. Зови меня Лина.

– Non è possibile [24]! Заходи! – Она схватила меня за руку и затащила внутрь, захлопнув за собой дверь.

Я словно очутилась в мультике «Скуби-Ду». Слабо освещенный холл, пара-тройка электрических канделябров, вся стена увешана гобеленами и старыми картинами… минуточку, это что, доспехи?

– У тебя очень…

– Да-да. Страшно жуткий дом. Знаю. А теперь идем. – Елена взяла меня под руку и повела в глубь холла. – Как же они удивятся! Вот увидишь.