Герой снов - Лиза Клейпас Страница 20

Теперь, после того как она потеряла Адама, ей придется остаться старой девой, высохшей внутри и снаружи. Она никогда не узнает, что означает быть с мужчиной, отдаваться ему в порыве страсти, засыпать в его объятиях. Конечно, она могла бы завести любовника, но мысль об этом нагнала на нее тоску. Как, должно быть, тоскливо делить постель с мужчиной, которого не любишь, вступить в отношения сугубо плотские, не затрагивающие сердце и душу.

– Мисс Эмма? - прервал ее размышления голос служанки. Она посмотрела на дверь. Там стояла ее горничная Кэти с охапкой чистых полотенец и белым льняным халатом. - Вы закончили купание, мисс?

– Полагаю, закончила. - Эмма встала, обернулась одним из полотенец и вышла из ванны.

Кэти промокнула ее плечи другим полотенцем и помогла надеть халат.

– Мисс Эмма, сбегать мне вниз и сказать повару, что вы хотите поужинать?

– Я сегодня не слишком голодна.

– Ох, мисс, но ведь вам надо съесть что-нибудь. Эмма улыбнулась и неохотно кивнула.

– Ладно, я выпью чаю и съем поджаренный хлеб. У себя в комнате. И еще я хочу почитать что-нибудь. Пожалуйста, принеси мне новый номер "Таймс".

– Хорошо, мисс.

Эмма прошла босиком в свои комнаты и присела к туалетному столику. Вытащив из волос шпильки, она расплела их и запустила пальцы в буйные кудри, массируя наболевшую кожу головы. Затем она стала методично расчесывать волосы, бережно проводя щеткой по длинным непокорным локонам, распутывая узелки и приглаживая их, пока не устали руки. Тогда она положила щетку в один из ящичков хитроумно устроенного столика и уставилась в зеркало, пристально разглядывая свое отражение.

"Обычное лицо, - подумала она. - Бледная кожа в веснушках, прямой нос, заостренный подбородок".

Единственное, что ей нравилось, - это глаза. Синие, точно такие же, как у отца, только ресницы у нее были золотисто-рыжие, а не черные.

Николай Ангеловский сказал, что она желанная. Он назвал ее красивой. Говорил ли ей Адам когда-нибудь нечто подобное? Эмма не могла припомнить такого случая. Нахмурившись, она подошла к кровати, улеглась на шелковое голубое покрывало, облокотившись на парчовую подушку, и задумалась. Ее мысли прервала явившаяся с подносом Кэти.

– Вот, мисс Эмма, чай, тосты и "Таймс".

– Спасибо, Кэти. - Она безучастно наблюдала, как горничная поставила рядом с ней поднос.

Поглядев на нее с дружеским участием, та спросила:

– Все в порядке, мисс? Вы сегодня вроде как побледнели.

– Со мной все хорошо. Просто день был долгим. - Взяв намазанный маслом поджаренный хлеб, Эмма ухитрилась изобразить обычную свою проказливую улыбку и откусила большой кусок.

Успокоенная горничная удалилась.

Эмма налила чаю из фарфорового чайничка в цветастую чашку и всыпала туда полную ложку сахарного песка. Затем она отхлебнула горячий сладкий напиток, наслаждаясь его крепостью.

Перелистывая газету, она равнодушно просматривала длинные колонки, задерживаясь взглядом на некоторых разделах.

Она чуть не пропустила объявление в самом низу одной из внутренних страниц, почти затерявшееся в море заметок и писем. С легким недоумением она уставилась на него. По мере того как слова доходили до ее сознания, шрифт становился все чернее и расплывался перед глазами словно кровавое пятно. Слабый стон сорвался с ее губ. Чашка затряслась в руке, выплескивая обжигающую жидкость на пальцы и запястье. Эмме как-то удалось поставить ее на блюдце, и она с неестественной сосредоточенностью стала устанавливать чашку точно в центре. Затем снова посмотрела на страницу… Нет, этого не может быть! Это не правда, какая-то жестокая шутка… ложь!

"Во время своих недавних заграничных путешествий виконт Адам Милбэнк обручился с мисс Шарлоттой Брикстон, американкой, известной как наследница посудного короля".

– Адам, ты не мог так поступить, - прошептала Эмма. - Ведь прошло лишь несколько недель. Ты не мог забыть меня - так скоро… не мог так предать.

Но черные буквы стояли у нее перед глазами, и боль в груди становилась нестерпимой. Ей нужна помощь. Ей нужен кто-то… чей-то разумный голос, чтобы не сойти с ума. Никогда в жизни не испытывала она подобной муки. Невозможно было вынести ее в одиночку. Слезы слепили глаза. Шатаясь, она слезла с постели, дрожащими пальцами вытерла мокрое лицо, почти на ощупь нашла привычные брюки и рубашку. Одевшись, она набросила на себя плащ с капюшоном и поспешила из комнаты.

У главной лестницы она столкнулась с Кэти, и та в изумлении остановилась.

– Мисс Эмма, что вы?…

– Я должна выйти, - хрипло проговорила Эмма, пряча лицо под капюшоном. - Не знаю, когда вернусь. И если ты хоть слово скажешь кому-нибудь, что я ушла, я добьюсь, чтобы тебя уволили.

– Хорошо, мисс, - вытаращила на нее глаза растерянная Кэти.

Эмма сморгнула слезы и, проведя рукавом под носом, пробормотала:

– Ничего, Кэти, все будет в порядке. Только никому не говори.

Служанка осторожно кивнула.

Эмма торопливо вышла из дома и направилась в конюшню, стараясь, чтобы ее никто не увидел. Она сама оседлала коня, довольно резко прогнав прочь конюха, попытавшегося ей помочь.

– Я все сделаю сама. Возвращайся в свою комнату.

– Отправляетесь спасать еще какую-нибудь зверюгу, мисс Эмма?

Проигнорировав дерзкий вопрос, она замешкалась, подтягивая подпругу посильнее. Ее руки, обычно такие ловкие, тряслись и двигались неуклюже.

– Поди прочь, - сказала она конюху, с недоумением наблюдавшему за ней.

– Могу я чем-то помочь, мисс?

– Просто уйди, пожалуйста, - грубовато откликнулась она.

Он неохотно повиновался, но, уходя, несколько раз оглянулся через плечо.

Эмма села на своего мерина и выехала через двор на улицу. У нее было ощущение, что только так она сможет выжить. Она не принимала сознательного решения, куда ехать, казалось, все было решено за нее. Перейдя на галоп, она поскакала на запад, в поместье Ангеловского. Слезы струились по ее лицу, и влажный летний воздух не мог их осушить.

Доехав до поместья, она приблизилась к господскому дому - великолепному зданию классической архитектуры с белыми мраморными колоннами - и, поднявшись по полукруглой лестнице к парадной двери, заколотила в нее кулаком.

Вскоре на пороге появился седой дворецкий с широким славянским лицом и черными бровями. Имени его она никак не могла запомнить, хотя видела его не в первый раз.

– Пожалуйста, велите позаботиться о моем коне, - проговорила Эмма, - и скажите князю Николаю, что к нему гостья.

Дворецкий ответил по-английски с легким славянским акцентом:

– Сэр, вам придется вновь приехать завтра. Но если желаете, я приму вашу визитную карточку.