Звезды над Тунисом - Барбара Картленд Страница 20

Она не вспоминала о них, пока не проснулась.

И лишь когда она оделась и протянула за ними руку, то сообразила, что их унес маркиз, когда они уходили из амфитеатра.

Бой послушно отправился выполнять указание.

Сабра пила кофе с кусочком уже зачерствевшего хлеба — они еще не делали покупок в этой деревне — и видела, как маркиз, поглядев в ее сторону, что-то сказал слуге и тот поспешил назад.

То, что сообщил ей бой по-арабски, заставило Сабру нахмуриться. Маркиз просил передать, что потерял очки и в любом случае думает, что они ей не нужны.

«Пет, нужны!»— захотела возразить она, но вдруг поняла, что маркиз прав.

Сабра использовала очки как маскировку и как оружие против мужчин, потому что не желала, чтобы они дотрагивались до нее.

Но она не могла сказать этого о маркизе, когда чудо его поцелуя оставалось с ней всю ночь.

Сабра знала, что не забудет этого чуда ни сегодня, ни завтра — никогда.

Теперь между ними не существовало преграды, да девушка и не хотела, чтобы маркиз нашел ее непривлекательной.

Он так отличайся от всех прочих мужчин, с которыми Сабру и Киркпатрика сталкивала судьба, что девушка с трудом верила собственным чувствам.

Почувствовав, что краснеет, Сабра допила кофе и, поев еще фруктов, свежих и изумительно вкусных, снова ушла из лагеря, чтобы полюбоваться на амфитеатр под другим углом, пока не услышала, что отец зовет ее.

Неохотно, не желая возвращаться из своего причудливого мира в грубую реальность, девушка пошла по луговым цветам к оливам, где сидели в тени мужчины.

Маркиз смотрел на Сабру и думал, что она похожа на юную богиню на Поле Блаженных .

Несмотря на его решимость вести себя так, будто между ними не произошло ничего необычного, маркиз не мог оторвать от девушки глаз.

Никогда в жизни он не видел такой красавицы с такими дивными золотыми волосами.

Сабра несла шляпу в руке, наслаждаясь ласковым солнечным теплом и совершенно не сознавая, что делает что-то неразумное, пока ее отец не потребовал:

— Ради Бога, дитя, надень шляпу! Я не хочу, чтобы ты получила солнечный удар!

Сабра повиновалась, и маркиза будто рывком вернули к действительности.

— Доброе утро, Сабра! — поздоровался он своим обычным суховатым тоном. — Мы с вашим отцом решали, как лучше подойти к интересующим его сокровищам.

Помолчав, маркиз продолжил:

— Мы думаем, было бы ошибкой копать при свете дня: нас могут увидеть.

Сабра уставилась вдаль.

— Конечно… вы… правы. Если вы… что-нибудь найдете, местные жители непременно… захотят… получить свою долю.

— Именно об этом я и думал, — вмешайся Киркпатрик. — Поэтому следует начинать раскопки ближе к вечеру, перед тем как стемнеет, когда большинство арабов будут в своих домах.

Он посмотрел на дочь.

— Мы с маркизом сами проведем разведку, нужное место — всего в нескольких сотнях ярдах отсюда.

— И где это? — поинтересовалась Сабра.

— Я же говорил: возле разрушенного храма, по словам того вора, — нетерпеливо ответил ее отец. — А кроме амфитеатра, здесь только одни развалины.

Сурово посмотрев на девушку, он пояснил:

— Там лежат остатки римских колонн.

Земля здесь мягкая, и раскопки не должны представлять никаких особых трудностей для двух крепких мужчин.

— Вы не расскажете погонщикам, что собираетесь делать? — спросила Сабра.

— Мы это обсудили, — ответил Киркпатрик, — и думаем, что пока лучше помалкивать, хотя позднее, если мы найдем что-нибудь, мы скажем Багиру.

Он имел в виду главу погонщиков, мужчину средних лет, которому, как думала Сабра, они могут доверять.

Сама она, однако, предпочитала Ахмеда — молодого бербера с тонкими чертами лица и большими, темными, выразительными глазами.

Он добровольно взял на себя обязанность быть личным слугой ее отца и маркиза.

И Ахмед изо всех сил старался угождать Сабре.

Всякий раз, когда они останавливались в каком-нибудь городке, он приносил ей в подарок цветы или фрукты.

А когда они ехали по саванне, Ахмед срывал ей дикую орхидею или один-два незнакомых, но очень красивых цветка, которым никто, кажется, не знал названия.

Сабра хотела сказать, что они могли бы доверять Ахмеду, но сочла, что лучше не вмешиваться.

Девушка понимала: отец и маркиз боятся, что, если хоть один человек узнает о сокровищах, там соберется дюжина кладоискателей.

Они могут даже украсть находки, прежде чем маркиз с Киркпатриком успеют взглянуть на них.

— Таков наш план, — подытожил Киркпатрик, — а сейчас я предлагаю взять пример с верблюдов и хорошенько отдохнуть, приберегая сипы к вечеру.

— Согласен с вами, — промолвил маркиз и тут обнаружил, что Сабра, не дожидаясь, когда они договорят, направилась к амфитеатру.

Маркиз хотел пойти за ней, но раздумал.

Минувшей ночью их увлек безумный порыв чувств, которые пробудило это древнее сооружение и которые сейчас казались не только необъяснимыми, но даже предосудительными.

Поэтому он отправился в свою палатку.

Велев Ахмеду поставить для него стул в тени, маркиз взял пару книг, которые прихватил с яхты, и сел читать об Эль-Дьеме и его долгой и увлекательной истории.

Но ни хорошая книга, ни красивые иллюстрации не смогли захватить его.

Маркиз то и дело возвращался мыслями к Сабре, представляя себе, что чувствует девушка, когда бродит по галереям и вспоминает не только то, что происходило столетия назад, но и то, что она видела и слышала вчера. ***

Но Сабра не бродила, как думал маркиз.

Она сидела на второй галерее, которая казалась самой безопасной и лучше всего сохранившейся.

Девушка пыталась вспомнить все, что читала об Эль-Дьеме, не погружаясь снова в боль и агонию тех, кто пал на этой арене.

То, что случилось минувшим вечером, сейчас казалось сном, разве что маркиз никуда не исчез, а был по-прежнему здесь, живой и невредимый.

Хоть Сабра твердо решила вести себя как обычно, она чувствовала, что все ее существо тянется к маркизу.

Больше всего на свете ей хотелось сейчас быть с ним, говорить с ним и, ест быть до конца честной, чтобы маркиз снова целовал ее.

«Это любовь», — мысленно сказала девушка.

Она никогда не думала, что полюбит кого-либо из тех мужчин, с которыми ее знакомил отец.

Сабра презирала их, ненавидела и, как правильно понял маркиз, нарочно уходила в себя, чтобы избавиться от их посягательств.