Миланская Роза - Звева Казати Модиньяни Страница 21

— А что потом? — разволновалась Роза.

— А потом у него слезы по щекам побежали.

Девочка не могла вообразить, чтобы отец, такой большой, такой сильный, рыдал, как ребенок. Конечно, Анджело, ее родной брат, которого она совершенно не знала, сотворил ужасную вещь!

— А что дальше было? — не унималась Роза.

— Анджело больше не вернулся. Его потом видели с бродячими акробатами. Знаешь, бродячий цирк…Теперь он иногда пишет из далекой страны. Может, в «Фавориту» Анджело не вернется никогда. А отец с тех пор не хватается за ремень.

Розе эта история показалась невероятной, и она долго не могла опомниться. Образ незнакомого брата, осмелившегося поднять руку на отца, постоянно грезился ей. А теперь Анджело стоял перед ней, красивый, хорошо одетый, с манерами настоящего синьора.

Анджело вгляделся в полумрак кухни.

— А где же Пьер Луиджи? — спросил он, осторожно освобождаясь из материнских объятий.

— Ушел с отцом в деревню, — ответила Алина. — Сегодня праздник Мадонны. А ты через деревню не проходил?

— Нет, я шел пешком из Милана, через поля, по короткой дороге.

— Заходи в дом, — пригласила сына мать.

Они прошли в кухню к погашенному очагу. Здесь царила приятная прохлада, пахло хлебом, парным молоком и прогоревшими дровами.

— И вы заходите, — сказала мать близнецам, которые не осмеливались без приглашения перешагнуть порог.

Роза заметила, что мать утратила обычную сдержанность и выглядит веселой и счастливой. Алине так хотелось, чтобы сын, отшагавший километры по пыльной жаркой дороге, возвращаясь в родной дом, отдохнул здесь на славу. Анджело зачерпнул ковшиком холодной воды из сверкавшего медью ведра, стоявшего под посудной полкой, и жадно, с позабытым уже наслаждением, выпил.

— Хороша наша водичка, — сказал он, устраиваясь поудобней на лавке. — Пахнет родником и речкой.

Роза и Ивецио, справившись со своей обычной застенчивостью, уселись у ног Анджело на каменную ступеньку.

— Ты, наверное, голодный, — забеспокоилась Алина.

Она была готова выполнить любое желание вновь обретенного сына.

— В такую жару есть не хочется, — ответил Анджело.

— Ну уж руссумату я для тебя сделаю! — с улыбкой сказала мать.

У близнецов сразу же слюнки потекли, и оба облизнулись в предвкушении. Руссумату мать готовила только по праздникам, взбивая в снежную шапку белки яиц и смешивая их с желтками, стертыми с сахарным песком. Потом добавлялся стакан красного вина, и получался густой крем цвета сливы. В него макали сухой бисквит — настоящее объедение!

— Давай я руссумату приготовлю, — предложила Роза. — У меня хорошо получается.

Анджело с благодарностью улыбнулся. Он наслаждался прохладой, поскольку на улице стоял нестерпимый летний зной.

— Пожалуй, попозже, — сказал он. — Мне сейчас ничего не хочется. Лучше давайте заглянем в мою сумку, может, найдем кое-что интересное.

Дорожная сумка Анджело осталась за порогом, и он с улыбкой предложил малышам:

— А ну-ка посмотрим, хватит ли у вас сил притащить ее сюда.

Дважды ему повторять не пришлось: Ивецио и Роза бросились на улицу, схватились за ручки и, стараясь изо всех сил, приволокли сумку в кухню, поставив ее к ногам брата.

— Вижу, сил у вас много! — похвалил Анджело довольных близнецов.

— Хватает! — гордо заявил Ивецио.

Анджело выудил из нагрудного кармана ключик и открыл сумку. Пока он священнодействовал с ключом, остальные взирали на него в полном молчании, которое нарушало лишь жужжание мух. Взгляд Розы притягивали крепкие загорелые руки брата. Ей припомнились отцовские руки: с мозолистыми ладонями, обломанными короткими ногтями, обведенными темной полоской — ее ничем нельзя было отмыть. У отца были руки настоящего крестьянина — привычные к полю, к пашне, к плодам, что дарила земля. Руки, умевшие молотить и веять, чистить скребницей коней и доить коров, полоть и мотыжить, работать в кузнице. Владели эти руки и хлыстом…Вспомнив об этом, девочка с тревогой взглянула на старшего брата. Она сразу полюбила этого по-господски одетого человека, но в душе Роза чувствовала: Анджело относится к опасному разряду бунтарей.

Близнецы понимали друг друга мгновенно; в любой ситуации им достаточно было обменяться взглядом — и каждый схватывал чувства другого. Они переглянулись и в ту же секунду одарили полным доверием доселе неизвестного им брата.

Анджело тем временем развернул перевязанный синей ленточкой сверток и вынул что-то голубое, воздушное, усыпанное желтыми звездами цвета пшеничного поля.

— Кашемировая шаль, — сказал Анджело. — Для вас, мама.

Алина так растерялась, что ничего не могла выговорить. Она с восторгом посмотрела на чудесный подарок, осторожно взяла шаль и изящным жестом накинула ее на плечи, прикрыв коленкоровое платье.

— Красота-то какая! — покраснев, произнесла женщина.

— Вы прямо как синьора из Брайтона, — сделал Алине комплимент сын.

Мать, не поняв похвалы, нахмурилась.

— Что еще за Брайтон? — спросила она.

— Город, где я живу, — спокойно объяснил Анджело. — Это в Англии, у моря. Летними вечерами, когда становится прохладней, элегантные дамы набрасывают на плечи шали вроде этой и выходят на набережную прогуляться.

Роза представила себе элегантных дам, которых никогда не видела, набережную и море, о котором понятия не имела. А Алина смущенно улыбалась: ей очень польстило сравнение сына.

Впрочем, мать тоже никогда не видела моря, но шаль сразу стала для нее драгоценной реликвией. Она набрасывала подарок на плечи, запершись в одиночестве в спальне, и воображала себя элегантной дамой из далекого города Брайтона.

А Анджело обратился к Ивецио:

— Мама мне писала, ты хорошо рисуешь…

Мальчик почувствовал, что за замечанием брата последует что-то важное.

— Да я так… когда делать нечего, — прошептал Ивецио.

— Нет, у него действительно хорошо получается, — вмешалась Алина.

— Тогда я правильно выбрал тебе подарок.

Анджело протянул брату коробку и добавил:

— Тут карандаши, но, если намочить кончик, ими можно рисовать как красками.

Ивецио поднял крышку деревянной коробочки: там аккуратным рядком лежали разноцветные карандаши, начиная с белого и кончая черным, а между ними — целая цветная радуга. Ивецио словно завороженный смотрел на многоцветье карандашей, таких новеньких, таких прекрасных, глубоко вдыхая их запах.

Мальчик взглянул на сестренку.

«А Анджело совсем не злой», — прочла Роза во взгляде брата и, опустив ресницы, беззвучно согласилась с ним.