Как женить маркиза - Сара Блейн Страница 21

И тут она, глубоко вздохнув, погрузилась в сон.

А следовательно, и не смогла увидеть, как на щеках Вира заиграли желваки. Не увидела она и того странно сосредоточенного выражения, с которым он уставился в ночную тьму за окном кареты.

Констанс отвернулась от окна, за которым чернела ночь, и перевела взгляд на пламя, плясавшее в громадном камине, дивясь про себя причудам судьбы, забросившей ее сюда. Когда она решилась бежать из Лэндфорд-Парка, ей и в голову не могло прийти, что очень скоро она окажется в охотничьем домике маркиза де Вира. Также не думала она – тут Констанс даже поморщилась, – что придется ей щеголять в платье из туринского газа, на чехле из темно-синего шелка, которое мало того что имело глубокий квадратный вырез, привлекавший излишнее внимание к груди, но и почти наверняка принадлежало прежде одной из любовниц маркиза. Что же до изумительного сапфирового колье, украшавшего сейчас ее шею, и серег с сапфирами и бриллиантами, сверкающих в ушах, то тут можно было только предположить, что его светлость маркиз предпочитал, чтобы его возлюбленные являли собой образец элегантности даже на диких просторах Сомерсетшира. Драгоценности она обнаружила в своей комнате сегодня днем, когда вернулась с прогулки по лесу, они были аккуратно выложены рядом с платьем, как и прочие необходимые вещи. И длинные белые перчатки, и шелковые туфельки без каблуков в цвет платья – ни об одной мелочи не было забыто. Право, все это так необычно, думала она ошеломленно, но улыбаясь про себя.

Однако еще более странным было то, что маркиз обращался с ней столь почтительно, как если бы перед ним была дама безупречной репутации. И это когда она пала так низко, что и поступки, и слова ее можно было считать безупречными лишь в том смысле, что они не заслуживали даже упреков!

Но что за странный человек этот маркиз, думала она, озадаченно морща лоб. За те шесть дней – и ночей, – которые она провела в охотничьем домике на правах гостьи, все здесь по приказу его светлости относились к ней с величайшей предупредительностью. Даже в тот первый вечер, когда она оказалась в таком беспомощном положении и в полной от него зависимости, он неуклонно продолжал вести себя с поистине джентльменской учтивостью. От человека, который пользовался репутацией бессовестного распутника и трижды сражался на дуэли за сомнительную честь замужних особ, с которыми состоял в мимолетной связи, трудно было ожидать чего-то подобного. Впрочем, он был известен еще и тем, что предпочитал общество очень красивых женщин. Не исключено, что леди Констанс Лэндфорд не совсем соответствует его строгим требованиям, подумала она, припомнив не без смущения, что первым делом пришло ей в голову в то первое утро, когда, проснувшись в незнакомой постели, она обнаружила, что на столике рядом в вазе стоит и словно дразнит ее тот самый розовый бутон, который она срезала, готовясь предстать Черной Розой, а сама она решительно не может вспомнить, что же произошло вчера вечером после того, как она столь скандальным образом испортила сапоги кузена Альберта.

Несомненно, этот странный провал в памяти произошел не только из-за «напитка настоящих джентльменов», принятого практически на пустой желудок; повлияло и то обстоятельство, что она наверняка еще не совсем оправилась от жестокого удара, нанесенного рукой графа, к тому же была под впечатлением своего рискованного побега, да и последствия неожиданного открытия, что она – вовсе не та, кем привыкла себя считать, конечно, сказывались. Проснулась она утром, чувствуя себя совершенно больной и разбитой, и пролежала потом пластом целых два дня – это она-то, которая вообще никогда не болела. Но с другой стороны, ей было о чем подумать. И в первую очередь о своем более чем неопределенном будущем, которое теперь, похоже, зависело в основном от человека, не имевшего никаких оснований помогать ей. Право, все в ее жизни пошло кувырком!

Проснуться в незнакомой обстановке было само по себе небольшим потрясением, но обнаружить при этом, что лежит она в постели, облаченная в прозрачную кружевную ночную рубашку, подобных которой ей никогда прежде не доводилось надевать, – это уже не просто из душевного равновесия выводило, это было вообще черт знает что. Наверняка щеки, ее в тот момент могли поспорить цветом с ее всклокоченными ярко-рыжими локонами. К счастью, миссис Тернбау, домоправительница, появилась в комнате с чашкой горячего шоколада и принялась суетиться вокруг своей новой подопечной. Из ее болтовни Констанс очень скоро поняла, что страхи ее были напрасны: маркиз де Вир не принимал никакого участия в процессе раздевания ее бесчувственного тела накануне и вообще пальцем к ней не прикасался. После того как он внес ее в дом на руках и положил «так нежно, будто она была малое дитя» на кровать, он приказал миссис Тернбау и горничной Фанни заняться миледи. И, оставив ее на руках прислуги, удалился.

Не появился его светлость маркиз, уехавший из дома едва рассвело, и на следующий день к завтраку, так же как к ленчу, чаю и обеду вообще не появился в этот день. Собственно говоря, на протяжении всех шести дней Констанс была полностью предоставлена самой себе. Она вся извелась, пытаясь догадаться, куда уехал несносный маркиз и что, черт возьми, он затевает.

Бессмысленно было повторять снова и снова, что причиной его продолжительного отсутствия никоим образом не может быть она и ее проблемы. И потом, в конце концов, ей ведь просто не дали возможности рассказать, кто она такая и почему оказалась в бегах. Ему известно лишь, что офицер королевской гвардии и несколько его людей преследовали ее. Естественно, он испытывает определенное любопытство, но вряд ли окажется настолько безрассуден, чтобы попытаться разыскать Альберта и потребовать у того объяснений. Не станет он, твердила она себе, делать и все те бесчисленные глупости, которые приходили ей на ум, когда она шагала из угла в угол по своей комнате, или, сидя у камина в кабинете Вира, делала вид, что читает, или играла с Шебой, английским сеттером миссис Тернбау. Ну зачем ему делать глупости?

Женщина, которая остановила его карету на большой дороге и которую он спас от капитана королевской гвардии и его людей, не могла так уж много значить для него – ведь она только доставила ему массу неприятностей, без которых, по его же собственным словам, он вполне бы мог обойтись. Однако Констанс не могла избавиться от тревожного чувства, что этот Вир способен выкинуть что угодно.

– Чума возьми его, негодяя! – произнесла она вслух, хотя в кабинете, кроме нее, никого не было. – Да пусть он делает, что ему угодно, проклятый. Ну, убили его, мне-то что за дело? Почему я должна о нем тревожиться?

– Строго говоря, я не смог бы назвать ни одной причины, почему бы вам следовало обо мне тревожиться, – раздался звучный мужской голос в дверях. – С другой стороны, вы исходите из предположения, которое как минимум спорно. Я, как вы можете заметить, живехонек.

Констанс резко повернулась, шурша шелковыми юбками, и, конечно же, перед ней стоял Вир, живой и здоровый и державшийся даже надменнее обычного. Какое-то мгновение она чувствовала только одно: острую радость оттого, что он наконец вернулся. Но она быстро овладела собой.