Три господина ночи - Жюльетта Бенцони Страница 21

А что в это время делал Казанова? Из Гренобля «шевалье» перекочевал в Прованс, пожил некоторое время в Эксе, затем неизвестно почему, но вероятнее всего, по соображениям, связанным с масонской ложей, отправился в Италию, побывал во Флоренции, в Неаполе и наконец в Риме, где папа сделал его кавалером ордена Золотой Шпоры, оправдав тем самым титул, который Казанова раньше присвоил самовольно.

После всего этого хочется задать несколько вопросов, касающихся этого вечного странника. Казанова был комедиантом, способным сыграть любую роль; не был ли он – розенкрейцер, франкмасон, шпион на службе у Шуазеля и некоторых других хозяев – связан, кроме того, и с могущественным Обществом Иисуса, впрочем тогда уже клонившимся к упадку? Во всяком случае, значительный отрезок жизни Казановы скрыт мраком тайны и времени. Для того чтобы пролить свет на некоторые события, потребовался бы доступ к архивам, на сегодняшний день остающимся недоступными.

Тем не менее кое-что все-таки известно. Пребывание в Риме стало в жизни нашего героя светлой полосой. Казанова словно обрел там новую молодость и легким шагом, нимало не скрываясь, направился в обратный путь во Францию, куда, впрочем, его настойчиво призывала госпожа д'Юрфе. Вот уже десять лет, как эта дама дожидалась, пока свершится ее личное чудо, и ей начинало казаться, что ожидание слишком затягивается.

На набережную Театинцев он явился победителем. В самом деле, разве не привез он с собой «божественную девственницу»? В данном случае – одну из своих подруг, красивую танцовщицу Кортичелли, которую он представил обезумевшей от счастья госпоже д'Юрфе как девушку, ведущую свое происхождение от тех самых Ласкарис, чьим потомком был и сам покойный маркиз д'Юрфе.

– Мы готовы, – объявил он своей старой подруге. – Но для того чтобы добиться успеха, мы должны отправиться в мирный и уединенный уголок. Такое великое дело не может свершиться в нечистом Париже.

Было решено, что они отправятся в замок Понкарре, родовое владение маркизы поблизости от Турнана.

Замок, с его четырьмя зубчатыми башнями, выглядел величественно, и хозяйка принимала там «Учителя» и «божественную девственницу» со всеми подобающими их высочайшему рангу почестями.

Она настояла на том, чтобы собственноручно раздеть Кортичелли, и торжественно проводила ее до самой кровати. Вскоре и Казанова присоединился к подружке и приготовился заняться изготовлением ребенка, предназначенного для того, чтобы принять душу Семирамиды. Последняя, едва «жертвоприношение» свершилось, начала ждать события, которое должно было бы произойти через девять месяцев. Но поскольку у танцовщицы, разумеется, не было ни малейшего желания иметь детей, она, как только вышла из спальни, немедленно проделала все, чтобы этого не случилось.

И потому по прошествии нескольких недель божественный Гульнуар прибежал в величайшем смятении к своей давней подруге и объявил ей, что «все пропало».

На девушку «из рода Ласкарис» была «черным гением наведена порча» как раз перед ее появлением в замке, и теперь, не будучи «ни девственницей, ни божественной», она не могла произвести на свет желанного ребенка. Следовало как можно скорее удалить ее из замка, потому что она могла родить отвратительного гнома, в теле которого возвышенной душе маркизы совершенно не место.

Стараясь утешить госпожу д'Юрфе, Казанова объяснил ей, что лучше всего будет сменить место и, если она хочет верного успеха, следует отправиться в Марсель, место постоянного пребывания некоего весьма могущественного духа по имени Кверилит. Благотворное влияние этого духа достаточно велико для того, чтобы полностью устранить риск неудачи.

На самом деле Казанова поссорился с Кортичелли, которой совершенно не улыбалось долгие месяцы скучать в старом феодальном замке. Она провинилась, недобросовестно выполнив свои обязанности и совершив тот непорядочный поступок, о котором мы уже упоминали, после чего сбежала с молодым «графом д'Аранда», которого Казанова привез по этому случаю, чтобы он исполнял роли «церемониймейстера» и «модели». Наконец, наш герой считал, что она очень плохо справилась со своей ролью «божественной девственницы», поскольку совершенно очевидно не имела ни малейшего понятия о том, что должна представлять собой девственница вообще, а божественная – в особенности.

Итак, все следовало начать заново. Но поскольку маркиза вновь взяла на себя щедрое финансирование всех необходимых операций, Казанове, собственно говоря, не на что было жаловаться, для него это было как нельзя более выгодно.

Они перебрались в Марсель. Там, во время незабываемого «вызывания духов», гений Кверилит (его роль исполнял некий Пассано, вконец оголодавший художник и уличный рифмоплет) снизошел до того, чтобы показаться собравшимся в тучах дыма, в которых мог бы задохнуться целый полк.

Его решение привело маркизу в неописуемый восторг: никакой надобности в божественной девственнице не было. Гораздо лучше, чтобы маркиза сама произвела на свет столь необходимое ей дитя.

Если уж говорить всю правду, следует прибавить, что гений Кверилит, изрекая эту непреложную истину, был совершенно пьян и что Казанова, едва они вышли, задал ему грандиозную взбучку. Но зло уже свершилось, вино было откупорено, и следовало выпить его до дна, на котором должен был остаться очень густой осадок.

Казанова, несмотря ни на что добросовестный, снова превратился в Гульнуара и подготовил крайне соблазнительную мизансцену, для чего ему потребовалась помощь одной очень красивой девушки. Вообще-то он предназначал эту красотку на роль новой, второй по счету «божественной девственницы», но теперь ей пришлось довольствоваться другой, более скромной, но, по правде сказать, не менее увлекательной ролью ундины, иначе говоря – искупительного божества Вод.

И в одну прекрасную ночь, в час, считавшийся часом божественных свершений, Казанова, как никогда напоминающий Гульнуара, и маркиза, которая с удовольствием – можно себе представить, с каким огромным наслаждением она это сделала! – обратилась к лестному для нее воплощению Семирамиды, уселись за стол и принялись за ужин, состоявший из одних лишь средиземноморских рыб.

Иными словами, перед ними на столе стоял один из тех сказочных буйабессов, чьи удивительные свойства еще ни разу на памяти марсельцев не подводили своих приверженцев…

Сразу после ужина появилась ундина, облаченная, как положено, в длинное зеленое прозрачное платье, сквозь которое соблазнительно просвечивало тело. Взяв Семирамиду за руку, она подвела ее к большой ванне, наполненной теплой ароматной водой. Раздела маркизу и помогла ей погрузиться в воду, а затем оказала ту же дружескую услугу и Гульнуару. Проделав это все, она с предельной добросовестностью довела дело до конца: сбросив свое зеленое платье, она и сама нырнула в ванну, чтобы вместе с четой мистических супругов принять участие в «ритуальном» купании, не имевшем, собственно говоря, ни малейшего отношения к мистицизму.

Тем не менее они хором произнесли несколько звучных заклинаний, после чего все трое вышли из воды, и ундина отвела наконец Семирамиду и Гульнуара в глубину спальни, к красиво постеленной кровати, с поистине материнской заботой уложила их в постель, задернула занавески и задула свечи.