Обмануть судьбу - Джулия Тиммон Страница 21

Синтия перевела дыхание. Что происходит? Почему она с такой готовностью и столь многословно делится с Энтони тем, о чем не говорила ни с родителями, ни с Элоизой, ни с Лайзой? Могут ли ее признания помочь ему, уберечь от непоправимой беды?

– Тем не менее, когда наши отношения с мужем зашли в тупик, – прибавила она медленно и глядя в блюдо, в котором лишь поковырялась вилкой, – я нашла в себе силы подвести под прошлым черту. – Перед глазами поплыли окутанные туманной дымкой картины из прошлой жизни. К горлу подступил ком, но Синтия стиснула зубы, не позволяя себе плакать.

Энтони долго молчал. Потом осторожно, исполненным сочувствия голосом поинтересовался:

– Почему так случилось?

Все эти годы Синтия твердила себе, что не желает обсуждать свою семейную неудачу с кем бы то ни было. А теперь, когда Энтони стал задавать вопросы, почувствовала, что только и ждала дня, когда можно будет выговориться.

– Я тысячу раз спрашивала себя: почему? Но четкого ответа так и не нашла. Мэтью всерьез занимался наукой. Поначалу старался уделять мне внимание, но со временем, когда я превратилась для него в привычку, совсем про меня забыл. Дошло до того, что как-то раз улетел на конференцию в день моего рождения и так и не вспомнил, что надо меня поздравить. Не позвонил, не прислал цветов. Работал он с раннего утра до позднего вечера, почти без выходных, нередко уезжал. Поначалу я внушала себе, что так надо. Что ж поделаешь, если вышла замуж за одержимого наукой? Думала, что я обязана создавать ему уют, заботиться о том, чтобы он вовремя поел и не выходил в легком пальто, когда на улице мороз. Потом, осознав, что ни уюта, ни заботы Мэтью не замечает, совсем потерялась. Лезть со своими проблемами к родным я не привыкла. Некрасиво это, когда муж или жена жалуются друг на друга всем кому не лень, отравляют близким существование, а сами живут и живут себе и даже по-своему счастливы. – Она замолчала.

Энтони слушал внимательно. Казалось, ему важно и нужно каждое ее слово.

– Может, и я в чем-то ошибалась, может, для чего-то мне недоставало ума. Когда мы поженились, я только-только окончила школу, – продолжала она. – Мэтью был гораздо старше. На тринадцать лет. Не исключено, что свою роль сыграла и разница в возрасте. Я ужасно мучилась. Бывало, жила по нескольку дней в состоянии полного ужаса. И задавалась одним вопросом: что делать? А потом, когда душу переполнила убийственная пустота, поняла, что дальше так нельзя. Мэтью сразу согласился на развод. Все произошло тихо и без сцен.

– Так я и думал, – пробормотал Энтони, глядя в какую-то точку на столе и обращаясь будто к себе.

– Думал – о чем? – Синтия только теперь до конца осознала, что впервые в жизни рассказала кому-то свою невеселую историю, и испугалась.

Энтони поднял голову и взглянул на нее с таким участием, что ей вдруг до слез стало жаль и себя, и его, и всех прочих невезучих людей. Тех, кто вынужден страдать от любви.

– Я сразу понял, что ты неспроста с головой уходишь в работу, – сказал он. – Что всего лишь пытаешься убежать от какой-то беды, приключившейся в прошлом. Синтия…

Он вдруг протянул руку – так просто и естественно, будто был уверен, что иначе в подобных ситуациях не поступают, и Синтия, околдованная этой непосредственностью, вложила в нее свою. Энтони сжал пальцы, и она снова, как тогда у Уорренов, вдруг почувствовала себя в сравнении с мужчиной хрупкой, маленькой и слабой. Испугавшись, что волшебное чувство пройдет без следа, едва Энтони отпустит ее руку, она невольно крепче обхватила его пальцы. В его взгляде отразились боль и нежность.

– Как нелепо и непонятно все устроено в жизни, – пробормотал он, качая головой. – Знаешь, я несказанно счастлив, что встретил тебя. И ужасно страдаю, что не могу… – Он споткнулся, перевел взгляд на их переплетенные пальцы, в отчаянии сдвинул брови, порывисто поднял ее руку и приник к ней губами.

Синтия вздрогнула от прилива небывалых чувств, на удивление волнующих и ярких, и замерла.

– Я попробовал бы доказать тебе – да и самому себе, – что жизнь дана не для одной работы, – произнес он, медленно поднимая голову. – Если бы ты позволила и если бы у меня была такая возможность… – Он чуть сильнее сжал пальцы, будто прося, чтобы она выслушала его и поняла.

Она еле заметно кивнула, давая понять, что готова принять все как есть.

– Видишь ли, – сдавленным от избытка чувств голосом проговорил Энтони, – наша с Эрнестин история особенная. Я не имею права оставить ее, как бы сильно того ни хотел… Почему? Быть может, я расскажу после. Если мы еще встретимся. И если тебе интересно.

– Интересно, – прошептала Синтия. – Мне интересно все, что связано с тобой. – Она не узнавала себя. Сидела рядом с мужчиной, мечтала, чтобы он был счастлив, сгорала от желания стать ему ближе и роднее и терзалась от невозможности продолжать это чудное знакомство.

Энтони негромко и безотрадно засмеялся.

– Невеселый у нас вышел разговор. – Он опять чуть сильнее сжал ее руку и заглянул ей в глаза. – Спасибо, что открылась мне. И что приняла мою историю близко к сердцу. Не представляешь, как это важно для меня. Знаешь, если тебе вдруг понадобится помощь, мужская поддержка, дружеский совет, непременно звони.

– Спасибо, – еле слышно ответила Синтия. Ей хотелось плакать. Как никогда в последнее время. От такого рода тоски наверняка не могла спасти даже стойка на плечах – королева поз. Время шло и шло вперед, приближая разлуку. Синтия представила, как они жмут друг другу на прощание руки, содрогнулась от ужаса и, вдруг решив, что лучше поскорее оставить черную минуту в прошлом, пробормотала:

– Пожалуй, мне пора.

Энтони не ответил. Но весь напрягся – она почувствовала, – помрачнел и снова будто стал старше. Она медленно высвободила руку.

Все, что последовало дальше, происходило словно наполовину во сне. Официант принес счет. Когда Синтия взяла сумочку, Энтони уверенным жестом остановил ее и сказал, что заплатит сам. Она попыталась возразить, но он был непреклонен. Вокруг о чем-то толковали, спорили, над чем-то смеялись другие посетители. Направляясь к выходу, Синтия переводила рассеянный взгляд с одного посетителя на другого и гадала, есть ли среди них хоть один по-настоящему счастливый.

– Тебя подвезти? – спросил Энтони, когда они вышли в сгущавшиеся апрельские сумерки.

– Нет, спасибо. Сегодня я на машине. Моя «тойота» после ремонта как новенькая.

Энтони кивнул и привычным жестом шлепнул рукой по карману брюк. Его лицо вдруг расплылось в улыбке. Он даже приостановился.

– Кстати! Совсем забыл сказать: я со среды не курю.

– Серьезно? – Синтия одобрительно закивала.

– Все благодаря тебе, – с довольным видом произнес он. – Я вспомнил, как ты сказала, что это мне страшно не идет и что дымить в собственном доме ты не позволяешь никому, и… – Он развел руками и вдруг погрустнел.

Они подошли к стоянке и, остановившись у входа, повернулись друг к другу. Энтони медленно поднял руку и, едва касаясь нежной кожи Синтии, провел пальцем по ее щеке.