Невеста поневоле - Ливия Элиот Страница 21

Комментариев не последовало.

– Можешь не отвечать, я и так знаю, что права.

– Из тебя получился бы чертовски хороший детектив, – негромко и как-то грустно сказал он.

– Неужели? – Софи посмотрела ему в глаза. Боже, ну почему бы ему не поцеловать ее сейчас! Поцеловать? Кого ты обманываешь, девочка? Тебе не хватит и тысячи поцелуев! Ты же хочешь, чтобы он сорвал с тебя одежду, разложил на этой чертовой кровати и занимался с тобой любовью до самого конца этого дурацкого круиза. Ты хочешь, чтобы он измазал тебя ванильным мороженым и слизал его все, до последней капельки.

Чего ты боишься? – шептал голос в ее левом ухе. Почему не сделаешь первого шага?

Потому что первый шаг должен сделать мужчина. Потому что это он сгорает от страсти, а не ты.

Голоса шептали и шептали, а Софи и Сэм смотрели друг на друга. Сколько длилось это молчание? Пять минут? Десять? Час?

Он первым нарушил тишину.

– Почему ты назвала меня своим идеалом?

– Я… не знаю.

– Знаешь. Ты написала это в своей карточке. У тебя на все есть объяснение.

– Я не знаю!

– А ты попробуй.

Чувствуя себя неуютно под его взглядом, Софи попыталась сымпровизировать.

– Я подумала, что если бы собиралась выйти замуж за такого, как ты, за человека, который каждый день готов встать на защиту других людей, за человека, всегда поступающего по справедливости, за того, на кого я могла бы положиться во всем, то, конечно, ты был бы моим героем. – Она обхватила себя за плечи, чтобы случайно не обнять его, не сгореть в пламени его желания, не задохнуться в его объятиях. – Извини, Сэм. Мне очень жаль, если тебя это задело, но тогда я просто на минуту представила, что ты мой герой.

Он молча кивнул и тут же отошел к окну.

– Что дальше? – спросила она.

– Дальше у нас в программе Амстердам. Прибываем через час.

Город Рембрандта, Брейгеля, Вермера, город каналов и велосипедов, город причудливых фасадов и неограниченной свободы встретил их моросящим дождиком, туманом и холодным ветром. Туристов разместили в отеле «Эксельсиор», почти в центре. Джеки объявил, что желающие приглашаются на обзорную экскурсию с посещением Государственного музея. Сбор через два часа в фойе.

– Не забудьте захватить зонтики, – напомнил он. – Я в Амстердаме в четвертый раз и еще ни разу не видел солнца.

Номер Сэма и Софи находился на четвертом этаже и ничем не отличался от других номеров в отелях средней руки, которых хватает в любом крупном городе Европы. Небольшая гостиная с обтянутыми оранжевой кожей диванчиком и двумя изрядно потертыми креслами и спальня, почти целиком занятая огромной и почему-то круглой кроватью со старомодной горкой пухлых подушек. Декоративные поленья в крошечном электрическом камине ежились от холода. На стене картина с изображением ветряной мельницы на фоне серого от облаков неба и замерших на зеленом лужку туповатых коров.

– Ты пойдешь на экскурсию? – спросила Софи, включая камин.

– Да. Я видел у Джеки список – на экскурсию идут почти все. В отеле остаются только три пары. В том числе твои любимчики, Делия и Хантер.

– Они не мои любимчики, – возразила Софи, заглядывая в холодильник. – С напитками здесь полный порядок, но я, честно говоря, не отказалась бы перекусить. Экскурсия обещает быть долгой, а после ланча прошло уже три часа.

– Согласен, – отозвался Сэм. – Давай сделаем так: ты закажешь что-нибудь в номер, а я пока приготовлю по бурбону.

– Предложения есть?

– Целиком полагаюсь на твой вкус. Ты же видишь меня насквозь и наверняка догадаешься, чем я предпочел бы загрузить желудок. А мне после того конфуза не помешает получше познакомиться со вкусами супруги.

– Отлично. – Софи пожала плечами. – Только давай сразу договоримся – ты съедаешь все, что принесут, и я не слышу ни единого жалобного звука.

– Обещаю улыбаться, даже если на моей тарелке будет жареная саранча и бычьи глаза.

– Ловлю на слове.

Через десять минут в дверь постучали и юноша лет шестнадцати в синей форме и бейсболке вкатил тележку.

– Ваш заказ, миссис, – сообщил он. – Доставлен в рекордное время.

– Ты, наверное, рассчитываешь на призовые? – поинтересовался Сэм.

Мальчишка кивнул.

– У меня сегодня плохой день – велосипед угнали. Вот и приходится крутиться.

– Сочувствую. – Сэм опустил в протянутую руку монету в пять евро.

– Вы необыкновенно щедры, мистер, – обрадовался невезучий голландец. – Если понадобится что-то особенное, – он выразительно подмигнул, – позвоните в обслуживание и спросите Маартена.

– Мы так и сделаем, – пообещал Сэм и, закрыв дверь, повернулся к тележке. – Ого! Вот уж никак не ожидал от тебя такого! Чизбургеры! Салаты! Картошка! А это что такое?

– Тофубургеры. Ты разве никогда не видел тофубургеры? – удивилась Софи. – У нас в Саутгейте их продают на каждом шагу. Тофу – это японский соевый творог. – Она покачала головой. – Ты как будто большую часть жизни провел в лесу.

– Возможно, я их и видел, но не обращал внимания. Ты же знаешь, мне все заменяет старый добрый бифштекс. – Он с интересом посмотрел на Софи. – И ты планируешь съесть половину всего, что тут есть?

– По меньшей мере половину, – уточнила Софи. – Если ты от чего откажешься, я подберу.

– И влезет?

– Конечно.

– Не подавишься?

– Нет. – Софи наклонилась и достала из пакета две бутылки пива «Амстел».

– Вот уж не думал, что ты пьешь пиво, – сухо заметил Сэм.

– Умение удивлять у женщин в крови, – бодро ответила Софи. – А ты разве не любишь пиво?

– Почему же? Просто я ведь не просил.

– Ну и что? – Она счастливо улыбнулась. – Знаешь, Сэм, брак – это ведь постоянный компромисс.

Когда видишь Амстердам впервые, не сразу понимаешь, на воде он расположен или на суше. Город раскинулся на берегах реки Амстел и ее рукавах; кроме того, его перерезают более пятидесяти каналов. Стены жилых домов уходят прямо под воду, а через каналы переброшены многочисленные мостики, многие из которых появились еще в семнадцатом веке. Вплоть до шестнадцатого века он застраивался деревянными домами на сваях, поскольку плотные слои почвы залегали на глубине до двенадцати метров. Такой метод строительства дал в свое время повод Эразму Роттердамскому назвать Амстердам единственным в мире городом, в котором люди живут на деревьях. Амстердам часто называют Северной Венецией. В некоторых уголках старого города его сходство с «королевой Адриатики» настолько бросается в глаза, что тянет спросить: где я, куда попал? Однако это только первое впечатление. Венеция и Амстердам – города с разным архитектурным обликом и разным укладом жизни. Амстердам построен пусть на зыбкой, но все же на континентальной почве. Голландские зодчие прошлого не были так жестко ограничены недостатком пространства, как их венецианские коллеги. На амстердамских каналах есть место как для лодок и барж, так и для колесного транспорта. Амстердамские дома, как и венецианские палаццо, выходят на каналы парадными фасадами. Однако дверей у самой воды и характерных столбиков для швартовки лодок вы здесь не увидите. В то же время голландские архитекторы были странным образом поставлены перед необходимостью ограничивать площадь самого строящегося здания. Старый Амстердам – это узкие фасады, узкие двери, узкие боковые проулки… Обязательные блоки под крышей – чтобы втаскивать через окна мебель и другие громоздкие предметы. Старые амстердамские дома часто сравнивают с пеналами. Кто же тогда жильцы этих домов? Карандаши? О людях, запечатленных на полотнах Рембрандта и Рубенса, этого не скажешь! Предки современных голландцев, выстроившие город на берегах Амстела, были моряками, торговцами и воинами, а стало быть, субтильностью не отличались. И веслом и мечом орудовали с одинаковой легкостью. Сети тянули, тюки с товаром таскали, а окончив тяжелую работу, ели и пили от души! Всмотритесь в старые дома амстердамского центра – это же не банальные пеналы, а корабли, тесным строем пришвартованные к городу-причалу. В их окна рвется соленый морской ветер, узкие крутые лестницы напоминают ванты парусника, деревянные перекрытия скрипят, словно доски палуб. Даже чудные кровати-комоды удивительно напоминают корабельные койки-рундуки. А что тесно, так и на корабле лишнего места нет. Нет, не прав был цитируемый путеводителями американо-английский классик Генри Джеймс, сетовавший на отсутствие поэзии в облике этого голландского города! Поэзия Амстердама – это суровая поэзия моря и морских странствий. Даже своды древнейшей здешней церкви обшиты деревом и выглядят, как днище перевернутого баркаса. Веками голландцы жили у моря, кормились морем, дышали морем… Море ненавидели и любили, отгораживаясь от него дамбами и рисуя на картинах. Море было источником благосостояния, оно несло в страну богатства всего мира. Оно же несло гибель, круша корабли и смывая целые селения. Колыбель и могила одновременно…