Прекрасные мечты - Дениз Робинс Страница 21

Несмотря на свою испорченность, он испытывал какаю-то странную любовь и нежность к тете Марте, хотя никогда толком не умел показать ей это. С тех пор как он покинул ее и уехал на Восток, ему вечно не хватало денег. Тетя Марта же считала каждое пенни и во всем себе отказывала, чтобы время от времени посылать ему несколько жалких фунтов, которые были нужны ей больше, чем ему. Тетя Марта всегда и всем жертвовала ради него. И он принимал ее жертвы, зная, что для нее достаточным вознаграждением будут случайная улыбка и небрежный поцелуй — этого хватало, чтобы «старушенция», как он называл ее, была в восторге.

Восхищение красивым темноглазым племянником переросло у мисс Дункан практически в слепое поклонение. Психологи, возможно, нашли бы, что именно это слепое обожание и потакание всем его капризам и загубили его характер еще в детстве. У него не было отца, который мог бы контролировать его. Он даже не ходил в ту серьезную школу, что могла бы отшлифовать его, — скромных средств его тети хватило только на самую плохонькую. Но он был умен, умен и хитер. Эти его качества, соединенные с его красотой и обаянием, позволили ему выйти в свет и самому сделать карьеру.

Так как мисс Дункан в последнее время особенно редко видела своего обожаемого мальчика, в этот его визит она волей-неволей заметила произошедшие с ним изменения. И хотя она восторгалась им, потому что он всего добился сам и всегда был так хорошо одет, такой джентльмен, она понимала, насколько сильно он отдалился от нее. На этот раз у него появились деньги, которые он тратил направо и налево. Откуда они взялись — она не знала. Она и его узнавала с трудом, а иногда даже боялась, потому что в ее доме он порой давал себе волю — даже мог впасть в приступы беспричинной ярости по малейшему поводу. Неуемная его вспыльчивость пугала пожилую леди.

Раздражительность Ивора всегда была его основным недостатком в глазах мисс Дункан (если она вообще замечала недостатки). Когда он был маленьким, бывали моменты, когда он кричал не переставая и, казалось, полностью терял над собой контроль. Временами она по-настоящему боялась за него, так как знала, что его отец страдал от периодических приступов безумия. Ей страшно было даже подумать, что ее драгоценный красавчик пойдет по стопам отца. Она надеялась, что с возрастом у него это пройдет. Однако и в этот его приезд волновалась за него.

Ивор был само очарование, рассыпался в благодарностях за все, что она для него сделала. В то же время он позволял ей готовить ему завтрак и приносить в постель, прислуживать, словно она была его рабыней. Но мисс Дункан получала удовольствие, ухаживая за ним. Он был единственным, что осталось у нее в одинокой, бедной жизни, последней радостью и привязанностью.

Но в этот приезд Ивор говорил какие-то странные вещи. Заявил, что поменял фамилию и теперь он Челлисон. Она никогда больше не должна употреблять фамилию Гардинер в его присутствии, и никто в округе не должен знать, что когда-то он был Ивором Гардинером. Когда же мисс Дункан спросила, почему он так поступил, племянник грубо сказал ей, чтобы не лезла не в свое дело.

Как-то раз ее пришла навестить старинная подруга. Мисс Дункан забыла, о чем ее предупреждал племянник, и представила его как мистера Гардинера. Он побелел от ярости. Когда они остались одни, он кричал на нее не меньше часа, пока бедная женщина не расплакалась. Она не понимала, почему он так разозлился и почему перестал носить фамилию отца.

Иногда она со страхом думала, не совершил ли он чего-нибудь ужасного, но ей не хватало духу расспросить его.

Он пробыл у нее дольше, чем рассчитывал. Казалось, что-то раздражает его, что-то сильно мешает ему. Он ходил на почту за письмами. Она знала, что письма были от женщины, и после того, как он получал их, настроение его ненадолго улучшалось, но потом он снова становился угрюмым, уходил выпить и возвращался в таком состоянии, что с трудом добирался до кровати.

Итак, с племянником тети Марты творилось что-то неладное. Каждый вечер тетя Марта становилась на колени и лихорадочно молилась о том, чтобы в его крови не было той скрытой болезни, которая так страшила ее.

Письма, которые получал Ивор, конечно, приходили от Паулы. Ее заверения в любви льстили его самолюбию, но известия о том, что Блэйк Сондерс вернулся в Лондон, наполняли его яростью.

Блэйк был последним человеком в этом мире, которого он хотел бы увидеть. А по словам Паулы, он каждый день встречался с Сигной и, «похоже, там назревает роман».

Все пошло наперекосяк, в бессильной ярости думал Ивор. Разумеется, если Сигна так ничего и не вспомнит и выйдет замуж за Блэйка и он увезет ее, все будет в порядке. Какое ему дело до того, что в таком случае Сигну можно будет обвинить в двоемужестве? Теперь Ивор не остановился бы ни перед чем, чтобы заполучить Паулу.

Пока что необходимо было во что бы то ни стало избежать встречи с бывшим партнером. Сондерс слишком много знал. Слишком много знал про Сигну и про грязное дело, связанное со старым Томом Мэнтоном.

Ивор написал длинное страстное любовное письмо Пауле, в котором говорилось, что он надеется вернуться в Лондон к концу недели и умоляет ее назначить дату их свадьбы как можно, раньше.

В субботу Сигна покинула лечебницу, и ее перевезли в квартиру сестры.

— На следующей неделе тебе надо поехать на море, чтобы немного прийти в себя, дорогая, — сказала ей Паула. — А пока ты останешься здесь со мной.

Искреннее восхищение захватило Сигну, когда она наконец оказалась в шикарной гостиной Паулы. Она считала, что впервые видит эту комнату. Она абсолютно не помнила ту роковую зловещую встречу здесь с человеком, который был ее мужем, и ту несчастную короткую ссору между ними, которая произошла прежде, чем он уговорил ее пойти с ним в отель.

Блэйк на руках внес ее в квартиру и уложил на диван, поближе к пылающему камину. На ней было одно из платьев Паулы, из легкой шерсти, светло-зеленого цвета, который подчеркивал ее светлые волосы. У платья был белый отложной воротничок, и из-за него она казалась совсем юной. Необходимости в бинтах уже не было, и ее светлые волосы были уложены в ее любимую короткую прическу «паж». Паула со смехом сказала, что она похожа на Элизабет Бергнер. Шрам на лбу был почти незаметен, и, если не считать излишнюю бледность и похудевшие щеки, Сигна никогда не была так красива, как сейчас.

И еще она была счастлива, просто безумно счастлива, лежа на диване словно во сне; рядом сидела Паула, а в кресле неподалеку — Блэйк, который курил трубку, болтал с ней, поддразнивая ее в той особой манере, которую она полюбила.

Все в комнате было для нее новым и чудесным. Вокруг было так много цветов, что у Луизы не хватало для них ваз. У Паулы нашлась для Сигны работа — вклеить в большой альбом все статьи про Паулу за прошедшую неделю. Сигне нравилось читать вслух похвалы критиков прекрасной игре сестры в «Сильфидах» и «Лебедином озере».

Чуть позднее Паула ушла в спальню переодеваться и оставила сестру наедине с Блэйком.

Сигна продолжала читать некоторые статьи, а он наблюдал за ней, влюбленный и завороженный звуками ее голоса. Его восхищала грациозность ее длинных пальцев с розовыми ноготками, переворачивающих страницы альбома.