Титаник-2 - Ольга Тропинина Страница 21

— Вы еще меня спрашиваете об этом? Это признанный гений.

— А как человек?

— Ну… об этом трудно судить. Я считаю, что любой человек — загадка, которую другому не дано разгадать. А если речь идет о гении…

— Да, наверное, вы правы. Но в отношении Михаила Воронцова он поступил недостойно: подверг остракизму заслуженного человека. Я думаю, что все объяснялось просто. Пушкин начал оказывать знаки внимания жене Воронцова и получил щелчок по носу. Оскорбленный поэт ответил гневной эпиграммой. Пушкин был вспыльчивой, нервической натурой. Его имя часто сопровождали скандалы, ибо в любви он не знал удержу. Но он был великим поэтом, поэтому ему многое прощалось. А впоследствии вообще был создан сусальный образ поэта, хотя, как и у любого человека, у него были слабости и недостатки.

Сколько понаписано о его дуэли с Дантесом! Я прочитал несколько исследований и понял только одно: дело настолько запутано, что правды мы не узнаем никогда.

— Откровенно говоря, я мало что читала о жизни Пушкина. Мне нравятся его удивительные стихи и поэмы. Он часто влюблялся. Это ни для кого не секрет…

— Что позволено Юпитеру, не дозволено Быку. Гению многое прощается, в том числе соблазнять чужих жен. Если бы я менял женщин как перчатки, вам бы это понравилось?

— А вы часто меняете перчатки?

— Довольно часто.

— Тогда я бы не одобрила, — покачала головой Шадрина.

— И правильно бы сделали.

— У меня такое впечатление, что вы завидуете Пушкину.

— В чем же?

— В том, что ему позволено, а вам нет.

— Я просто рассуждаю. Я лишь хочу сказать, что даже о гениальном человеке следует писать объективно, а не лепить божество. — Шавуазье помолчал. — Впрочем, я не могу судить о Пушкине объективно. Наша фамилия никогда не простит ему того оскорбления, которое он в запальчивости нанес Михаилу Воронцову. Лучше я вам поведаю историю своей семьи.

Наша родословная ведется от ростовского воеводы Иллариона Гавриловича, у которого было три сына: Роман, Михаил и Иван. Самые известные дети нашего рода — дети Романа Илларионовича. Его сын Александр был канцлером при царе Александре I, дочь Елизавета стала любимицей Петра III, а Екатерина, самая талантливая из трех его дочерей, прославилась под именем княгини Дашковой.

— Эта та самая Дашкова, что была при императрице Екатерине Великой?

— Да, она была сподвижницей царицы, но прославилась своим вкладом в развитие российской науки. Семен Романович, второй сын владимирского наместника, был царским посланником в Англии. Большую часть жизни он провел в Саутгемптоне. Здесь у него родился сын Михаил, будущий генерал-фельдмаршал. Ну а Пушкин написал эпиграмму на его сына, Семена Михайловича.

Увы, со смертью князя мужское потомство по этой линии прекратилось. Сын Иллариона Гавриловича Михаил стал елизаветинским канцлером. У него родилась лишь дочь Анна, и на ней оборвалась, если так можно выразиться, и эта ветвь Воронцовых.

— Тогда по какой линии ведется ваша родословная? — спросила Катя, у которой голова пошла кругом от всех этих канцлеров, посланников, приближенных царей.

— По линии третьего брата, Ивана. Он и есть родоначальник современных графов Воронцовых-Дашковых.

— Но откуда взялась фамилия Дашковых? Как я поняла из вашего рассказа, она не оставила наследников.

— У нее был сын-красавец. К несчастью, Павел умер бездетным. По просьбе Екатерины Романовны фамилия Дашковых перешла вместе с другими родовыми богатствами к ее племяннику графу Воронцову.

Вообще, в числе фамилий, представители которых занимали в разные периоды российского государства высокие посты, наш род один из первых, — с гордостью сказал Леонид. — Воронцовы всегда отличались образованностью, самостоятельностью, энергичностью, талантом и трудолюбием.

А главное — мои предки всегда жили своим умом, не раболепствовали и не угодничали, как многие в те времена. Они не боялись говорить правду государям, а за это можно было не только должность потерять, но и голову!

Воронцовы славились бескорыстием — они никогда не смешивали казенные деньги со своими и придерживались твердого правила — благородство обязывает. — Леонид прервал рассказ и спросил Катю: — Я вас не утомил?

— Вы читаете вдохновенную лекцию о своих предках.

— Конечно, можно сказать коротко: мои предки были достойными людьми. Но мне приятно говорить о них добрые слова. Я уверен, что с Воронцовыми-Дашковыми мало кто сравнится.

— А в скромности с ними кто-то сравнится? — вставила шпильку Катя.

— Об этом история умалчивает, — улыбнулся Леонид. — Но я думаю, что они не были святыми.

— А достоинства передаются по наследству? С недостатками мне все ясно, — продолжала подкалывать его Катя.

— Надеюсь, достоинствами я не обделен, — рассмеялся Леонид.

— А каково себя чувствовать продолжателем столь славной фамилии? — спросила его Катя. — Я вот о своих прабабушках и прадедушках почти ничего не знаю. Иногда подумаешь: а вдруг у меня в родственниках знаменитые художники или графья какие-нибудь?

— Мечтаете о богатом наследстве? — не удержался Леонид.

— Неудачная шутка, — обиделась Катя, надув губки.

— Продолжателю великой фамилии тоже не просто. Колоссальная ответственность, которая давит тяжелым грузом. — Шавуазье посмотрел на часы. — Катя, кажется, мы увлеклись.

— Мы опоздали? — ужаснулась девушка.

— Нас спасут быстрые ноги.

Леонид схватил ее за руку, и они со всех ног бросились в порт. Слава Богу, он оказался поблизости. Шавуазье достал вещи из камеры хранения.

Когда Катя и Леонид взбежали по трапу, до отхода «Титаника» оставались считанные минуты.

Контролер покачал головой:

— Не стоит искушать судьбу.

Ровно в двенадцать раздался звон судового колокола, и «Титаник» медленно отошел от причала Саутгемптона. Три буксира тащили его к выходу из порта.

Сотни людей провожали океанский лайнер. Пассажиры на палубе смотрели, как исчезает в дымке английский берег.

Винсент Уитаккер поймал себя на мысли, что опасается, как бы чего не случилось при выходе из порта, как это было в 1912 году. Старший помощник капитана в последнее время испытывал необъяснимую тревогу. Он чувствовал, что должно что-то произойти. Его тревога только усилилась, когда корреспондент английской газеты перед отплытием «Титаника» спросил, известно ли ему что-нибудь о Генри Уайльде.

Винсент откровенно признался, что ничего не слышал о нем. Журналист сокрушенно покачал головой:

— А ведь так звали вашего предшественника, старшего помощника на первом «Титанике». Его мучили дурные предчувствия перед отплытием, и, как видно, они его не обманули.