Бессмертная и невозвратная - Мэри Дженис Дэвидсон Страница 21

— «Хиты восьмидесятых». Синди Лопер. — Синклер проверял верхнюю полку с дисками. — Лучшие хиты «Duran Duran». «Все танцевальные хиты восьмидесятых». Мадонна: «True blue». «The Pet Shop Boys». «The Beastie Boys».

— Что я могу сказать? Я такая разносторонняя.

— Да. Разносторонняя. Не то, что пришло мне в голову, должен признаться.

— И не говори, что ты один из тех музыкальных снобов.

Но, конечно, он им был. В его машине звучал только Рахманинов.

— Нет, нет. Свадьбу отмени.

— Что?

— Я сказал, пижаму свою сними.

— А-а. — Странный вампирский слух. Он либо слишком хорош, либо слишком плох. — Ладно, ладно. Если хочешь одолжить…

— Нет!

— Ладно, не ори. — Я расстроенно начала расстегивать фланелевую пижаму. — И перестань давить на Джона, в прямом смысле. Тебе бы понравилось, если бы он положил свою огромную фермерскую ручищу тебе на лицо и толкнул?

— Мне бы очень этого хотелось, — с жуткой откровенностью ответил Синклер.

— Это запах паленой козы или я чувствую аромат тестостерона? Черт, сбавь скорость. И вообще, ты не догоняешь. Я же здесь, с тобой, так? Я не иду к Нику или не пробираюсь в кровать к Марку…кстати, я заметила, что к нему ты нормально относишься…

— Это что, шутка? Я точно беспокоился бы насчет Марка, если бы мы носили один размер.

Хмммм, весомый довод. Продолжаем!

— Может, одной из моих немертвых суперспособностей является обращение голубых в гетеросексуальную веру, но это тебя, кажется, не слишком волнует.

— Да, — согласился он, присаживаясь на край кровати и барабаня пальцами левой руки по своему правому колену. — Это меня не слишком волнует.

— Так-то!

— А еще ты недостаточно быстро раздеваешься.

— И я не в постели одной из «Пчелок», где бы она ни находилась…

— Второй этаж. Третья комната вдоль по правой стороне коридора.

— Видишь? Это мне нужно беспокоиться, не спишь ли ты с ним, настолько ты одержим.

— Я защищаю свою территорию, — наконец уступил он. — А не одержим.

— Но я хочу быть только с тобой, разве мы не выяснили это в октябре? — я взмахнула руками, которые, поскольку я расстегивала пуговицы, взмыли вверх, словно веревки для сушки белья в штормовой ветер. — Это твой голос я слышу у себя в голове и ничей больше. И это доказывает, что тебе вообще не о чем беспокоиться.

— Что?

Ой, мать твою.

— Так, только не бесись.

Дура, дура! Я собиралась ему рассказать, но не так. Я склонялась больше к тому, чтобы подарить ему гигантскую печенюшку, на которой глазурью было бы выведено: «Я слышу тебя в своей голове, любовничек!». Может, на День Святого Валентина. Лет, этак, через двадцать.

— Что ты сказала?

— Ну, ладно, вот что. — Я быстренько присела рядом с ним на свою (нашу!) кровать и обвила его руками, словно обняла огромный дуб, растущий на заднем дворе. — Когда мы занимаемся любовью, я слышу то, что ты думаешь. В своей голове.

Ничего. Он сидел, напряженный, будто изображал статую.

Я обняла покрепче.

— И дело в том, что я пыталась найти подходящее время, чтобы рассказать тебе, но его никогда не было. Но теперь, когда я вижу, насколько ты неуве… обеспокоен нашим гостем, я решила: сейчас будет самое время доказать свою любовь и показать, что мы предназначены друг для друга, потому что и при жизни, и после смерти я никого не слышала в своих мыслях, ни разика.

Синклер только больше напрягся.

— Ты слышишь. Меня. В своей. Голове? — осторожно спросил он.

— Да. Но только во время секса. Никогда до и никогда после. В смысле, я понятия не имею, о чем ты сейчас думаешь. Хотя, хм, могу догадаться.

— Как. Долго?

— Тот раз в бассейне — впервые. И до…, ну, того момента. В гостиной, после ухода Маргарет.

— Марджори, — автоматически поправил он.

Отцепил и скинул с себя мои руки.

— Не злись, — попросила я. Глупейшая фраза, наряду, наверное, с «она для меня ничего не значила».

Синклер вышел из комнаты.

Я сидела, уставившись на дверной проем. Ладно, я понимала, что он не воспримет новости адекватно, да и рассказала я ему хреновенько. Хорошо хоть, не в сердцах об этом заявила. Но все же…у него не было возможности подготовиться. И теперь его нет, он просто ушел.

Я взяла себя в руки. Не собиралась я трусливо сидеть на кровати и ждать, пока он вернется, чтобы наорать на меня или, возможно, бросить в меня сервантом. Я вскочила и побежала к двери…, где с размаху врезалась в Синклера, да так сильно, что шлепнулась на пол, как блинчик на сковородку.

— Черт, — выдохнула я. — Нехило ты по лестницам бегаешь.

— Сейчас не время для твоих забавных падений, — огрызнулся он. Переступил через меня (даже подняться не помог!) и бросил что-то большое на кровать — с предмета поднялась пыль.

Я была просто в ужасе, увидев, что это Книга Мертвых.

— Убери ЭТО с моих простыней, — приказала я. — Я их только на прошлой неделе в «Таргете» купила! Они же фланелевые!

Проигнорировав меня, Эрик склонился над книгой и начал листать ее. Наконец-то, добравшись до мерзкой страницы, которую искал (просто чудо, ведь тут нет оглавления или алфавитного указателя), он выпрямился и ткнул в нее пальцем.

— Что? Ты хочешь, чтобы я…забудь, ни за что! Я с этим покончила…эй! — он в мгновение ока пересек комнату, схватил меня за руку и потащил к Книге. — Ладно, ладно, не тяни. На мне тоже обновка.

Я наклонилась над ужасной, ужасной штукой, написанной кровью одного свихнувшегося вампира, который мог предвидеть будущее. И должна добавить, ко всеобщему веселью, что в книжке еще и проверку орфографии не проводили.

— Ладно, посмотрим-ка … Здесь? Хорошо. «И Королева познает мертвых, всех мертвых, и ни один не скроет от нее секретов».

Я выпрямилась.

— Верно, и что? Мы же выяснили: именно поэтому я могу видеть призраков, а другие не могут.

— Читай дальше.

— Эрик…

— Читай.

Я опять быстренько склонилась к «домашке» из Ада.

— «И познает короля, и все пути его, для правления мертвыми, и король познает ее». Вот, взбодрись! — я выпрямилась (пожалуйста, Боженька, последний раз…никаких больше чтений на сегодня). — Видишь? Я знаю твои пути, ты знаешь мои. Так что… В смысле, все это имеет огромное значение, потому что…