Выйти замуж за бандита. Выжить любой ценой - Маргарита Климова Страница 22

— Лот номер восемь, мальчик четырёх лет…

Как только выходит Глеб, похожий на загнанного зверька, я с силой давлю на кнопку, отводя в сторону руку и ожидая рвущуюся ноту взрыва.

Дамир

С каждым шагом сына отсчитываю секунды до взрыва. Волнуюсь, вдруг сигнал не пройдёт, воспроизвожу в памяти план здания, вспоминая, сколько стен мешает пробиться и суммирую толщину бетона. Многовато, но надежда не хочет сдаваться. Хлопок, лёгкая вибрация, кажется, слышу звон стекла, хотя, скорее всего бьющееся стекло в моём подсознании.

Замечаю по бегающим теням, что охрана начинает суетиться. Если это так, то сигнал прошёл и дал команду моим бойцам. Остаётся ждать, пока парни пробьют оборону и ворвутся внутрь, и готовиться поддержать их. Краем уха слышу, что цена за Глеба дошла до полутора миллионов, а эта сумма в долларах заоблачна за человека. Страшно представить, что угрожало детям за такие деньги.

За дверьми уже слышится грохот и выстрелы, оставшиеся охранники бегут туда, а у меня совершенно нет ничего под рукой, чем бы я начал расчищать территорию здесь. Над столами набирает обороты шум, сначала шипящий, но всё быстрее переходящий в испуганный гомон. Боитесь твари! Бойтесь! Живыми вам отсюда не выйти!

Дверь разлетается в щепки, и на пороге появляются первые бойцы. Вскакиваю, переворачивая стол, сбрасываю маску и ловлю свой любимый нож, побывавший не в одной глотке.

— Вырезать всех. В живых оставить только детей, — бросаю бойцам и всаживаю нож в сидящего рядом ублюдка.

Мимо пролетает пуля, задев по касательной плечо. Боли не чувствую, только злость сильнее. Красная пелена затянула глаза, пропуская только пульсирующее сердцебиение мразей. Рычание, крики, визги, мольбы о пощаде и треск костей, сопровождающий реки крови.

Я не волнуюсь, как выгляжу в глазах сына, пробивая к нему дорогу через трупы. Пусть видит, как отец должен мстить всем, кто посмел обидеть его детей. Бросаю на него взгляд и встречаюсь с огнём во взгляде. Кулачки сжаты от злости, губы побелели от напряжения, корпус подался вперёд, заняв защитную стойку. Мой сын! Ещё чуть-чуть, и будет рвать врагов зубами, стоя ко мне плечом к плечу!

Через несколько минуть наступает тишина, прерываемая редкими детскими всхлипами и тяжёлым дыханием парней. Прорываюсь через ограждение сцены и подхватываю своего маленького мужчину на руки. Насрать, что пачкаю его белую рубашку кровью, что, возможно, пугаю своим напором. Сжимаю, покрываю щёки поцелуями, не могу оторваться, как будто не видел целую жизнь.

— Всё хорошо, сынок. Всё хорошо. Сейчас сестрёнку заберём и будем выбираться отсюда, — обещаю ему, шаря глазами за ширму, отгораживающую сцену.

— Не буду больше сватать за тебя дочерей, — появляется из-за перегородки Шахим, бережно неся испуганную Киру. — У меня выгодное предложение. Шадиду, моему младшему, исполнилось пять. Кира станет ему хорошей женой.

— Не рано? — забираю у него дочку и прижимаю к себе. — Не уверен, что Ника поддержит договорной брак, да ещё в таком возрасте.

— Просто не мешай детишкам общаться, а там посмотрим, что выгорит, — ставит точку друг. — Сейчас надо поторопиться на самолёт, пока полиция с гвардией не очухались.

Уже в самолёте узнаю, что группа Шахима устроила несколько отвлекающих взрывов в другом конце города, сравняв с землёй склады конкурента и один игорный дом, поэтому одиночному выхлопу у казино никто не предал значения, позволив нам спокойно взлететь в воздух. Из потерь семь бойцов, лежащих в грузовом отсеке. Трое Шахима и четверо моих. Они отдали жизни за спасение детей, и их семьи получат хорошее вознаграждение.

Только покинув воздушное пространство Румынии, могу выдохнуть и расслабиться. Через несколько часов будем дома, и я с новыми силами начну рыть землю в поиске жены. Обязательно найду её, и реки крови превратятся в бурлящее море.

За всё время полёта Кира не издаёт ни звука. Она уснула, и даже во сне не выпускает из сцепленных кулачков мою рубашку. Хотел переодеться, пытался опустить её в кресло, но она уткнулась личиком в грудь и отказалась выпускать меня из хватки. Так и сидим — дочь, свернувшаяся на моих коленях, с опухшими от слёз глазками и трясущимся подбородком, и сын, прижавшийся к боку, придерживающий штанину и боящийся закрыть глаза. Но усталость делает своё, и Глеб клюёт носом и растекается по мне.

— Им бы психолога хорошего, — садится напротив Шахим и тяжело вздыхает. — Досталось детишкам. Такой стресс не каждый взрослый может пережить.

— Да, не помешает, — киваю с согласием. — Но лучше побыстрее найти Веронику.

— Найдём, брат. Где бы не была, обязательно найдём. От Шахима ещё никто не убегал.

— Спасибо, брат. За детей, за помощь. Ты мне жизнь вернул. Никогда не расплачусь с тобой. Осталось вернуть сердце.

— Брось, Мир. Братья всегда поддержат друг друга.

Домой возвращаемся к обеду, уставшие, вымотанные, не чувствую ног после выброса огромной порции адреналина. Все следы нападения уничтожены, где покрасили, где заменили целые фрагменты. Потеряли многих, но прорехи в безопасности залатали дополнительными людьми. Сафину так и не нашли. Среди убитых не было, в квартире не появлялась, словно провалилась сквозь землю. Может помогала похитителям, может послужила живым щитом, и зарыта где-нибудь в лесу за границей области.

Войдя в холл, Глеб отцепляется от штанины и несётся на кухню с криком «мама», а Кира отрывает головку и с надеждой провожает его взглядом. Иду за ним, готовясь сказать правду, и болезненный ком распирает глотку, как будто тысячи иголок впиваются в гортань.

— Глеб, мне нужно тебе кое-что сказать, — мнусь на месте и опускаюсь перед ним на колени. — Мамы нет. Мы её ещё не нашли, но обязательно найдём. Клянусь.

— Ты их убьёшь? — с дрожью в голосе спрашивает сын.

— Всех до единого, — обещаю ему.

В парне что-то ломается, и он позволяет стать себе маленьким мальчиком, бросаясь ко мне в объятия и больше не сдерживая слёз. Столько терпеть, вести себя как взрослый мужчина, превозмогая страх и неизвестность. Плотину срывает, и он ещё долго рыдает навзрыд, зарываясь покрасневшим личиком в кровавую рубашку. Кира, глядя на брата, присоединяется к нему, и в спальню я заношу голосящий комок, сплетённых в общем горе детей.

От переизбытка чувств их смаривает сон, а я боюсь пошевелиться, закрыть глаза и выпустить из вида. Лежу, прижав к себе с двух сторон, глажу по спинкам и не стесняюсь своих слёз. Мне не хватает тебя, малыш. Подай какой-нибудь знак, где искать.

Вероника

— Мой папа был из русской, археологической экспедиции, проводящей экспертизу Мадаин-Салих, а мама жила в селении, где археологи пополняли провизию и воду, — шёпотом рассказывает Махмуд, пришедший в себя после трёх дней агонии и жара. Оказалось, на нём всё заживает как на собаке, и это не первая порка в этом доме. — Они полюбили друг друга, мама сбежала из дома, а результатом их отношений стал я. Родители вели кочевный образ жизни, то переезжая в город, где обитали учёные на территории посольства, то возвращаясь обратно. Я воспитывался ребёнком двух народов. Мама прививала свои традиции, а отец объяснял всё с научной точки зрения. Когда мне исполнилось семь лет, папу убили террористы, напавшие на группу археологов. Сначала его взяли в плен, а потом перерезали горло на камеру. Маме некуда было податься. Брак они не зарегистрировали, домом не обзавелись. Пришлось возвращаться со мной в селение и надеятся на прощение родни.