В добрый час - Эльза Вернер Страница 22

— На рудники? — спросил молодой человек, делаясь внимательнее. — Ты хочешь осмотреть шахты?

— Нет! Я хочу осмотреть подъемную машину, которую ремонтировали во время моего отсутствия. Что мне делать в шахтах?

— Я думал, ты хочешь лично убедиться, действительно ли их состояние так серьезно, как уверяют.

Берков, собиравшийся уже выйти из комнаты, вдруг обернулся и с удивлением посмотрел на сына.

— Откуда ты знаешь состояние шахт? Кто тебе сообщил, что они плохи? Уж не директор ли, которому я отказал в выдаче денег на ремонт? Ну, конечно, нашел, кому сказать.

Берков громко засмеялся, не заметив выражение недовольства на лице Артура, который довольно резко возразил ему:

— Не мешало бы, однако, посмотреть, что именно требует ремонта, а так как ты все равно уж отправляешься туда с инженером, то и осмотрел бы хорошенько шахты.

— И не подумаю даже! — воскликнул Берков. — Что мне за охота рисковать своей жизнью? Нет никакого сомнения, что шахты крайне опасны в их теперешнем состоянии.

— И, несмотря на это, ты заставляешь сотни рабочих спускаться туда ежедневно?

— Уж не хочешь ли ты читать мне нравоучения, Артур? — сказал Берков, сердито нахмурив лоб. — Мне было бы очень странно слышать их от тебя. Ты, кажется, от скуки ударился в филантропию. Брось лучше! В сложившихся обстоятельствах это очень дорогая забава. А о том, чтобы не случилось несчастья, я и сам забочусь, потому что это причинило бы большие убытки, что было бы весьма некстати. Все, что необходимо, исправляется, а на капитальный ремонт у меня теперь нет денег, да и работы я не могу остановить даже на самый короткий срок, в чем ты же и виноват: припомни, как ты сорил деньгами перед свадьбой. Вообще я не понимаю, отчего ты вдруг стал заботиться о делах, на которые прежде не обращал никакого внимания. Думай лучше о зимних увеселениях и выездах в резиденции, а мне предоставь заботу о делах, в которых ты ровно ничего не смыслишь.

— Да, папа, абсолютно ничего! — подтвердил молодой человек с упреком. — Ты хорошо позаботился об этом.

— Ты, кажется, обвиняешь меня? — вскричал Берков. — Разве ты не пользовался всеми удовольствиями жизни? Разве я отступил перед какой-нибудь жертвой, чтобы ты мог наслаждаться жизнью? Разве я не оставлю тебе огромного состояния, тогда как сам начинал без гроша в кармане? Разве, женив тебя на баронессе Виндег, я не ввел тебя в дворянское общество, к которому со временем ты сам будешь принадлежать? Желал бы я видеть отца, который столько же сделал для своего сына, как я!

Во время этой речи Артур молча смотрел в окно, когда же Берков закончил, он повернулся к нему.

— Ты прав, папа! Я вижу, что тебе теперь некогда выслушать меня. Итак, поговорим после обеда! — сказал он и вышел из комнаты.

Берков смотрел ему вслед, покачивая головой. Последнее время он все чаще не понимал сына. В настоящую минуту ему действительно было очень некогда. Он быстро запер письменный стол, взял шляпу и отправился к ожидавшим его для совещания служащим; выражение его лица не предвещало ничего хорошего.

Около одной из шахт собралась толпа рудокопов, которые должны были спуститься на смену своим товарищам; они ждали оберштейгера, который еще не явился. Тут были люди разных возрастов, рабочие самых разных профессий, какие только существуют на рудниках, а также все штейгеры. В центре толпы, скрестив на груди руки и поставив ногу на ступеньку, стоял Ульрих Гартман, и, хотя в эту минуту он ничего не говорил, сразу было видно, что среди рабочих он пользовался огромным авторитетом.

Несмотря на не слишком подходящее для серьезного разговора время, рабочие живо обсуждали свои наболевшие проблемы.

— Будь уверен, Ульрих, что на других заводах не последуют нашему примеру, — сказал молодой рудокоп Лоренц, стоявший рядом с Гартманом. — Они полагают, что еще рано, что они не готовы, словом, они предлагают еще подождать.

Ульрих упрямо тряхнул головой.

— Ну, что ж? Начнем одни. Нечего терять время.

Толпа заволновалась, раздались возгласы:

— Одни?

— Без участия товарищей с других заводов?

— Как? Уже сейчас?

Последнюю фразу повторяли не без тревоги.

— Теперь же! — повелительно сказал Ульрих, окидывая толпу вызывающим взглядом. — Кто не согласен со мной, пусть скажет.

По-видимому, большая часть присутствующих не была согласна с ним, но никто не посмел противоречить ему, кроме Лоренца, который сказал нерешительно:

— Ты сам же говорил, что лучше, если на всех окрестных заводах одновременно прекратят работу.

— Разве я виноват, что они медлят и тянут, тогда как у нас кончилось терпение? — вспылил Ульрих. — Они предлагают подождать, а мы не можем ждать, и это им хорошо известно. Они хотят, чтобы мы начали, первые, а потом посмотреть, что у нас выйдет. Совсем по-товарищески! Ну, что ж! Справимся без них!

— Неужели ты в самом деле считаешь, что он уступит? — спросил Лоренц, бросая взгляд по направлению хозяйской виллы.

— Должен уступить, — решительно заявил Ульрих, — иначе он разорится. Недавно он потерпел неудачу в нескольких сделках; кроме того, ему надо было заплатить все долги сынка, да новый дом в резиденции обойдется тысяч в сто. Если теперь приостановить работу на заводах месяца на два, именно теперь, когда он только что заключил большие контракты, тогда придет конец всему его богатству. Года два тому назад он бы еще выдержал, а теперь ни за что не устоит. Мы добьемся своего, если пригрозим ему приостановкой работ.

— Дай-то Бог, чтобы это было так! — со вздохом сказал один из рудокопов, уже пожилой человек с бледным озабоченным лицом и впалыми щеками. — Ужасно, если мы зря проголодаем несколько недель с женами и детьми и в конце концов останемся ни с чем, лучше бы подождать, пока товарищи…

— Конечно, подождать бы других! — раздались в толпе голоса.

— Опять переливание из пустого в порожнее! — сердито вскричал Ульрих. — Я говорю вам, что теперь как раз пора начинать. Хотите вы или нет? Отвечайте!

— Да ты не горячись так! — уговаривал его Лоренц. — Ведь ты знаешь, что все пойдут за тобой, если потребуется. Пусть на других заводах делают, что хотят, а мы все согласны с тобой.

— Да я и не советовал бы никому оставаться в стороне, когда дело дойдет до серьезного, — сказал Ульрих, бросая грозный взгляд в ту сторону, откуда раздались возражения. — Трусить не годится, все должны действовать сплоченно, и горе тому, кто вздумает поступить иначе.

По-видимому, Ульрих считал подобную жесткую манеру обращения с товарищами самым верным средством подавить в зародыше всякое сопротивление. Немногие, преимущественно пожилые рудокопы, возражавшие ему, замолчали, а остальные, особенно молодежь, с выражением сочувствия окружили Гартмана, который продолжал уже гораздо спокойнее:

— Теперь не время обсуждать это дело. Сегодня вечером мы…