Летящая на пламя - Лаура Кинсейл Страница 22

— Уверяю вас, во всех этих обстоятельствах я тоже вижу много трагических моментов, — сказал Шеридан и поклонился. — Кроме того, я понимаю, что моя настойчивость переходит все границы. Вам необходимо время для того, чтобы поразмыслить над моим предложением. Поэтому разрешите, ваше высочество, откланяться, мне давно пора уходить.

В тот момент, когда привратник в прихожей уже протягивал Шеридану его шляпу с пером и плащ, в предплечье гостя впились длинные острые ноготки. Это была Джулия. Она немедленно увлекла капитана Дрейка в столовую и закрыла дверь за собой.

— Ну как?

Он положил шляпу на буфет и взглянул на Джулию.

— Почему, черт возьми, ты не сказала мне о том, что дядя крошки — настоящий головорез?

— Говори тише! Она согласна?

— Что значит, она согласна? — зашипел он. — Я не согласен, мадам! Или ты думаешь, что я собираюсь сам себе подписать смертный приговор?

— Какая чушь! Клод Николя не тронет тебя. Когда ты женишься на Олимпии, ты сразу же окажешься под защитой правительства его величества.

— О да, можно подумать, что это меняет все дело, ты и впрямь успокоила меня! В этом случае я проживу на неделю дольше, только и всего!

В буфете стояла бутылка портвейна. Шеридан плеснул в стакан хорошую порцию и одним глотком осушил его. — Принцессе нужна твоя помощь.

Капитан выпил еще стакан вина.

— Тогда попробуй заставить взяться за это дело еще какого-нибудь бедолагу.

— У нас нет времени. Ты идеально подходишь по всем статьям. И потом, — добавила она с многозначительной улыбкой на губах, — мне нет никакой необходимости искать кого-то другого.

— Неужели ты думаешь, что я сошел с ума? — огрызнулся он. — Четыреста тысяч фунтов — немалые деньги, но мертвецу они и даром не нужны. Этот Клод Николя — хладнокровный убийца и негодяй, который прекрасно знает, как ему заполучить власть. Я не сумасшедший, чтобы вставать на его пути.

Джулия прищурилась и зло взглянула на него.

— Я так и знала, что ты совсем не изменился. Все эти разговоры о твоем героизме — сплошное надувательство. — И она, подойдя к окну, провела рукой по зеленой шелковой занавеске. — Ты был маленьким трусишкой в детстве, таким, в сущности, и остался.

— Мне плевать на твое мнение обо мне! — отрезал Шеридан и почти швырнул пустой стакан на серебряный поднос. — Прощайте, миссис Плам. Был счастлив возобновить наше знакомство, но боюсь, что в ближайшее время мне необходимо будет срочно уехать. Дела, знаете ли.

Шеридан не стал ждать, пока привратник откроет ему дверь. Распахнув ее, он выбежал в незастегнутом, развевающемся плаще на улицу. Дверь с громким стуком захлопнулась за ним. Шеридану не надо было ждать, пока ему подадут лошадь, поскольку из-за отсутствия денег он так и не купил ее. Он уже проделал сегодня пешком путь в четыре мили по бездорожью из своей усадьбы до Уисбича, а теперь ему предстояло вернуться назад по той же непролазной грязи.

Железные ворота с лязгом захлопнулись за ним. Капитан направился по улице вдоль медленно катящей свои воды реки, морщась от порывов холодного ветра и колючей ледяной крупы, бьющей ему в разгоряченное лицо. Он сердился на самого себя за то, что злые упреки Джулии задели его за живое. Да, он действительно был трусом; он никогда не вступал в схватку, если у него была возможность благополучно спастись бегством. Но ему было невыносимо больно слышать это из уст наглой шлюхи, которая сама носа не высунет из своего будуара, если на небе только набегут тучки, обещая дождь.

Шеридан давно уже заметил, что больше всех любят судить своего ближнего наиболее подлые и низкие люди, которых можно причислить к отбросам человеческого общества. Они испытывают особое удовлетворение, находя недостатки окружающих. Почему его так задевало то, что думает о нем Джулия, почему в десять лет его так занимало мнение отца? Шеридан не мог этого понять. Но горькая правда заключалась в том, что он ничего не мог с собой поделать, и если он что-то и ненавидел в своем характере, то именно эту слабость.

Через некоторое время, успокоившись, Шеридан почувствовал, что холодный ветер начинает пробирать его до костей. Но тут он заметил кабачок «Роза и крест» и, войдя в него, бесцеремонно прогнал из-за столика, находящегося в самом углу, румяного круглощекого школьного учителя, посоветовав ему пойти прямо сейчас в школу и выпороть парочку своих учеников, которые, несомненно, этого заслуживают. Учитель сначала как будто не желал собирать разложенные на столе книги и уходить, но, несмотря на все свое пыхтение, выражавшее крайнюю степень недовольства, он, конечно, не мог соперничать с морским офицером, одетым в парадную форму со шпагой и к тому же находящимся в отвратительном расположении духа, о чем свидетельствовал его хмурый вид. Шеридан долго сидел в темном углу, потягивая эль и размышляя над создавшейся ситуацией, представлявшейся ему безвыходной. Он не обращал внимания на сидевших за столиками местных жителей, бросавших на него подозрительные взгляды и перешептывавшихся между собой.

Ему надо было как можно быстрее бежать из города. Но как это сделать? Шеридану, конечно, не жаль было расставаться с каменным чудищем, выстроенным его отцом, или с этим болотистым, унылым краем, где уже целый месяц шел дождь со снегом. Но у него не было денег на переезд.

Шеридану пришла в голову мысль продать бриллиант ее революционного высочества, который, казалось, уже прожег дырку в подкладке плаща, куда он зашил его. Нет, Шеридан вынужден был отказаться от этой мысли. Одно дело — красиво обвести принцессу вокруг пальца, а другое — совершить заурядную кражу; нет, такой рискованный поступок не для него. Он слишком ценит свой душевный покой. Шеридан давно уже передумал продавать бриллиантовый кулон, здраво рассудив, что, сбывая с рук фамильные драгоценности королевской семьи в глухом провинциальном городке, обязательно привлечет к себе всеобщее внимание. Одним словом, это была совершенно идиотская затея, хотя поначалу, очарованный полным надежды взглядом странных зеленых глаз одной известной особы, он считал эту мысль вполне здравой.

Внезапно он ощутил в душе желание никуда не ехать, остаться здесь, где он мог наслаждаться вместе с принцессой невинными радостями… Но Шеридан тут же оборвал себя, криво усмехнувшись. Какие уж там невинные радости, черт бы их побрал! Он откинул голову, прислонившись к деревянной перегородке, и закрыл глаза. Шеридан испытывал к принцессе Серой Мышке самые грешные земные чувства.

В его воображении на мгновение возникла теплая мягкая постель и его голова, покоящаяся на удивительно нежной пышной груди. Сладострастные желания, которые она возбуждала в нем, удивили его самого. Они не были похожи на чувства, которые он когда-либо испытывал к другим женщинам. Скорее они были сродни жгучей тоске по миру и душевному покою. Неистовое желание овладеть ею странным образом связывалось в его душе с уверенностью, что тем самым он обретет наконец безмятежность и покой, растворившись в ней, словно она была не смешной круглолицей девчонкой, а какой-то первобытной стихией: непроходимым девственным лесом или бескрайней степью.