Украли солнце - Татьяна Успенская Страница 22

Но мать не открыла глаз ему навстречу. Впадины их казались глубокими чёрными ямами.

— Мама! Я пришёл к тебе один. Скажи, что ты хотела сказать. — Синие губы тесно сомкнуты. — Мама!

Всё-таки неумело провёл рукой по волосам. И дотронулся до лица. И отдёрнул руку — он пришёл слишком поздно.

Вспышка. Как в фильме. Отец швырнул его на койку, стал бить вожжами. Мать закричала, кинулась под вожжи, закрыла его своим телом. Отец отшвырнул её и теперь хлестал их обоих. Мать выскользнула из-под вожжей, подхватила его на руки и побежала к двери. Отец бил, не разбирая, и попал ей по щеке. Хлынула кровь, щека вспухла.

В тот раз ей удалось вырваться из дома. Она пробежала совсем немного и осела на землю, крепко прижимая его к груди.

— Мальчик мой, несчастный мой, — повторяла бессчётно мать, а на него капали слёзы и кровь с её щеки. И волосы, лёгкие, пышные, касались лица. И запах… ромашек.

Сейчас он видит её глаза. И лишь сейчас, через пальцы ощущая холод её отмучившегося тела, понимает, какой необыкновенной красотой она была одарена и как много выстрадала!

Словно материна боль проникла в него, он чувствует её муку: горло скрутила, душит.

Ни разу не защитил мать! Убивал отца, защищая себя, не её. От отца заразился злобой, и сквозь неё, разместившуюся между ним и матерью, не мог видеть материных мук. Сейчас смотрит в те её глаза, и её боль затопляет его. Он словно тот, пятилетний, когда она раз в жизни сумела защитить его. И сейчас чувствует любовь матери к себе!

Это Магдалина проявляет её лицо в миг, когда мать бросилась спасать его, в миг, когда со школьной сцены смотрит на него любовью, в миг, когда в последний раз отец поднял на него руку. Мать крикнула: «Берегись!» Отец подскочил сзади с топором в руках. Её «берегись» спасло его, погубило отца. Будимиров поднырнул под отца, свалил его и вырвал топор.

В ту минуту оборвалась последняя нить связи с матерью — никогда больше он не встретился с ней!

Как получилось, что она превратилась в старуху за такой короткий срок?

Магдалина склонила его над матерью. И крушит его безразличие к ней, листая и листая увиденные картинки, озвучивая её голос.

Всё-таки они вернулись в ту ночь домой, и отец так потрудился над матерью, что она не могла встать с постели два дня.

Вот она, безответная материнская любовь к нему: взгляды издалека, робкие мольбы не становиться злым, а когда нет отца, жаркие её руки, рвущийся шёпот: «сыночек!» И запах ромашек.

Это Магдалина заставляет его увидеть то, чего не видел тогда: рисует мать молодой и красивой, любящей и несчастной.

Почему отец так ненавидел мать и его? Изначально так относился к матери, или мать что-то сделала такое, за что он возненавидел её? Какую тайну унесла с собой? О своей вине или вине отца? Почему так просила отправить из дома охранников?

Иссякала минутами и часами ночь.

А когда совсем рассвело, Будимиров снял руку с материной щеки, рассечённой вожжами, и вышел из дома.

Надо позвать Григория и Магдалину, без них он не справится, и телохранителей, чтобы помогли с похоронами. Еды на поминки, он понял, здесь не достать.

Жалость к матери — острое чувство. Она попросила, он не отослал охранников, не нашёл для неё ни одного доброго слова. Он всё трогал грудь, не понимая, что в нём такое происходит. Никогда не вставал на место другого человека. А тут чувствует хрупкость своей матери, хрупкость Магдалины, и словно они обе в нём поселились.

Джулиан ещё толком не проснулся — услышал голос тётки:

— Забежала по дороге, умерла Марта.

Мама тут же откликнулась:

— И жалеть не должна, родила убийцу, а жалко её. Странно.

— У меня к тебе трудный разговор, сядь. Пожалуйста, постарайся понять. Ты знаешь, ты мне сестра, и вся моя жизнь связана с твоей.

— Что случилось? — пролепетала мать.

— Хочу принести себя в жертву.

— Ты решила погибнуть?!

— С одной стороны, да. С другой, только я могу попробовать спасти всех… Я уезжаю с Будимировым.

— С кем?!

Тётка коротко рассказала о приезде Будимирова, его странном состоянии и странном отношении к ней, повторила то, что Джулиан подслушал вчера. Он боялся дышать, обнаружить себя.

— Только не молчи, Саша. Хочу остановить его жестокость. Ещё вчера это звучало бы несуразно, сегодня, после того, что услышала, после того, как увидела… у него было доброе лицо! Улыбка, глаза… напомнили Адриана, — осторожный голос Магдалины. — Скажи хоть слово. Не веришь, что смогу изменить? Или боишься за меня? Или боишься, что мы с тобой расстаёмся?

И вдруг мать заплакала.

Никогда не плакала. Чуть не кинулся утешать…

— Успокойся, родная. Есть шанс изменить… Вдруг сумею убедить… кому-то помочь… вернуть людям Бога.

— Не сумеешь, — едва выговорила мать. — Погибнешь тоже. Или пропадёшь, как Адрюша. Где он? Ещё и без тебя…

Джулиан скорее угадывал слова, чем слышал. Давно уже он стоял у двери и дрожал. Впервые обнажаются перед ним чувства матери. Кто такой Адрюша?

— Обещаю, найду Адрюшу, — бормочет тётка. — Сразу напишу. Прости меня. Не я, то кто… единственный шанс остановить… спасти… — бормочет, как беспомощный ребёнок. — Нужно срочно идти. Забегу перед отъездом.

— Он убьёт тебя… как убил всех…

— А может, наконец, очнёшься и попытаешься что-нибудь сделать со своей жизнью, как-то помочь мальчикам? Ты раньше была сильная!

— Что, Магда, могу?!

Ещё долго после ухода тётки мать горько плакала, а он малодушно отсиживался в своей комнате.

Мать была на работе, когда тётка пришла проститься с ним отдельно, с Любимом отдельно. Совсем на себя не похожа: неуверенная улыбка, озноб… Хотела обнять его, он не дался.

— Я с тобой всегда, — сказала. — Постарайся не забывать наших разговоров, сохранить внутри нашу с тобой жизнь.

— Почему ты меня бросаешь? — спросил угрюмо.

— Не бросаю. Никогда не брошу. На время должна уехать. Хочу помочь…

— Кому? — перебил он, прекрасно зная — кому.

Но тётка не сказала громких слов, она сказала:

— Тебе. Только я могу помочь тебе.

— Зачем же тогда от меня уезжать? Ты здесь помогаешь мне!

— Всё, что могла тебе объяснить, объяснила. Здесь не спасу!

И ему стало стыдно. Зачем мучает её? Не может она сказать то, что он услышал ночью. И как смеет мешать ей?

— У тебя две задачи: любой ценой сбереги мать, брата и Григория, оставляю их на тебя, и не растворись в болоте: сохрани своё «я». — Не поцеловала, не обняла, лишь коснулась пальцами его щеки и выбежала из дома.