Голос сердца - Салли Лэннинг Страница 22

Правда, есть еще выход — подождать до Рождества. Тогда она будет на пятом месяце беременности и слов не понадобится: при первом же взгляде на нее все будет понятно.

В крайне взволнованных чувствах Агнес встала. Какой смысл ворочаться в постели полночи, вконец изводя себя. Лучше она пойдет в кухню и сделает себе сандвич. Сандвич с ветчиной. И маслины. И стакан молока, в котором много кальция.

Агнес тихо спустилась в кухню. Невозможно было не вспомнить, как они с Гаролдом поглощали тут бутерброды вечером после свадьбы. Невозможно забыть об их постыдной страсти. Закусив губу, Агнес открыла огромный холодильник и пять минут спустя уже сидела на табуретке и жевала маслину.

Да у меня все классические симптомы беременности, подумала она. Вот откуда потребность в продуктах вроде маслин или имбирных пряников со взбитыми сливками. Не попросить ли повара подать на десерт завтра вечером имбирные пряники?

Когда скрипнула дверь, Агнес чуть не вскрикнула от неожиданности. Она резко обернулась — на пороге стоял Гаролд. До этого момента она и не предполагала, как сильно надеется на его опоздание. Или на то, что он переменит планы и вовсе не приедет.

— Я так и думал, что это ты, — сказал он.

На Гаролде были белая рубашка и галстук, пиджак перекинут через руку. Его фигура, казалось, заполнила дверной проем. Агнес промямлила:

— Я полагала, что ты не появишься здесь до завтра…

— Жаль, если разочаровал тебя, — коротко бросил он.

Агнес глянула на край своей футболки, которая, когда она стояла, доставала ей почти до колен, но сейчас не прикрывала и бедер.

Гаролд шагнул вперед. Она неловко поднялась на ноги, кладя сандвич на блюдце рядом с банкой маслин.

— Ты воротишь нос от изысканных блюд, а теперь подкрепляешься ветчиной с маслинами, — заметил он.

Как Агнес ненавидела его насмешливый тон!

— Я проголодалась, — ответила она ледяным тоном.

Он приблизился еще на шаг и, взяв прядь ее волос, пропустил между пальцами. Агнес отпрянула.

— Перестань, Гаролд! Пожалуйста…

Рука его упала, лицо приобрело непроницаемое выражение.

— Ты на дух меня не переносишь, не так ли?

Чего Агнес не могла перенести, так это его прикосновений. Потому что один против ста, она снова растает в его руках и поцелует его так, будто завтра не существует. И как ей тогда удастся сохранить хоть каплю самоуважения?

— Ты слишком настойчив! — отрезала она.

Гаролд с силой рванул узел своего галстука.

— Тогда почему бы тебе не уйти? — недовольно проворчал он. — Я тоже проголодался и не желаю делить кухню с женщиной, которая воспринимает меня как потенциального насильника.

Агнес схватила блюдце и стакан с молоком.

— Не более чем я желаю делить ее с мужчиной, для которого женщина — низшая форма жизни!

— Я же извинился за деньги!

— Слова дешево стоят, Гаролд.

Дешево. Ему не нравилось слышать это слово в свой адрес — особенно из уст Агнес. Он процедил сквозь зубы:

— Тогда, в Лондоне, я не должен был говорить тебе того, что сказал. Это было недальновидно с моей стороны.

Агнес подняла брови.

— Недальновидно? Пожалуй, можно выразиться и так.

Она направилась к двери, шлепая босыми ногами по холодному кафелю. Вслед ей донесся голос Гаролда:

— На худой конец постарайся вести себя со мной как с человеком на глазах своей матери и моего отца, ладно? Иначе это получится самый тягостный уик-энд на человеческой памяти.

— О, любой ценой сохранять внешние приличия!

— Не доводи меня до крайности, Агнес, — негромко произнес он.

— Не пытайся меня запугать! — вспыхнула она.

Но когда Гаролд сделал шаг в ее сторону с лицом, похожим на железную маску, Агнес выскочила за дверь и бросилась вверх по лестнице. Когда она достигла коридора, гнев оставил ее — теперь слезы ползли по бледным щекам. Она чувствовала себя самой одинокой на свете. Одинокой и беззащитной.

Гаролд — враг, и укрыться негде.

В воскресенье Агнес проснулась поздно, во сне ее одолевали кошмары. Внезапно ей захотелось ощутить дуновение ветра, услышать стук копыт — что угодно, лишь бы не думать о Гаролде. Проехать верхом на Аларихе, большом светло-сером жеребце, темные глаза которого выдавали ум и огненный нрав.

Аларих не зря носил свое имя. Первые пять минут они с Агнес выясняли, кто из них главный. В конце концов она с наслаждением проехалась по плацу, потом пустилась галопом по лугу. Дав шенкеля, Агнес вынудила жеребца перепрыгнуть через широкую канаву. Он мягко коснулся копытами земли и поскакал к деревьям. В это мгновение для Агнес не существовало ни прошлого, ни будущего…

Но тут Аларих прянул ухом и заржал, тряхнув гривой. Навстречу им мчалась другая лошадь: великолепный гнедой жеребец с белой отметиной на лбу. На нем скакал Гаролд. Неужели от него не скрыться! — подумала Агнес в отчаянии.

— Спокойно, дружок, спокойно, — прошептала она, придерживая Алариха.

Жеребец неохотно перешел на рысь. Он так же любил галоп, как и Агнес.

Гаролд натянул повод, и его конь по кличке Испанец тоже перешел на рысь. Затем он пустил его шагом, чувствуя, что надо усмирять не только лошадь, но и себя. Когда он увидел, как Агнес перелетела через канаву, пригибаясь к шее Алариха, сердце Гаролда ушло в пятки. Из всех лошадей в конюшне Аларих был самым горячим и упрямым, не считая только Испанца. Неужели Агнес безумна? Или просто безрассудна?

Гаролд поравнялся с ней. Щеки Агнес разрумянились, глаза сияли тем светом, который он так хорошо помнил.

— Кто разрешил тебе садиться на этого жеребца? — резко бросил Гаролд.

— Твой отец. Так случилось, что он — его владелец.

— Мой отец вряд ли позволил бы тебе скакать на нем через канавы на скорости сорок миль в час. Это тебе не ранчо — Аларих чистокровный скакун, а не корова и не пони. Ты могла шею свернуть!

— Не затевай очередную драку, — огрызнулась Агнес. — Езжай прочь, Гаролд. Мне было так хорошо, пока ты не появился.

Она высвободила ноги из стремян и спрыгнула на землю. Игнорируя Гаролда, повела Алариха к ручью, петлявшему меж деревьев, и ждала, намотав поводья на запястье, пока тот напьется.

Гаролд спешился и привязал Испанца к ближайшему дереву так, чтобы конь мог щипать траву, после чего направился следом за Агнес. С каждым шагом ему все труднее становилось контролировать себя. Он, славившийся своим хладнокровием, почему-то терял его всякий раз, когда поблизости оказывалась Агнес. В конце концов, она всего-навсего женщина.

Всего-навсего? Кого он пытался обмануть?