Мое имя – Лектон - Анна Кафа Страница 23

Лев дотронулся до ее руки. Что-то защемило в его сердце, он был сильно напряжен…

– Кей, знаешь, недавно, я у кого-то прочитал, что мы всего лишь можем сменить одно “неумение жить” на другое, что жить правильно мы никогда не научимся, но у нас есть право на смену наших “неумений жить”. И… не следует себя корить за это. Ни у тебя, ни у меня нет путеводителей по жизни… Мы все идем наощупь… И, как это ни печально, но почему-то самому главному нас никто не научил… Я знаю концепции современного естествознания, но я, как и ты, и как большинство людей, не знаю, как правильно любить. Как и ты, я считаю, что нет ничего важнее этого… – он отпил небольшой глоток и продолжил, после короткой паузы:

– Знаешь, мне последнее время все чаще приходит мысль, что полюбить можно кого угодно… Замечательно, конечно, если тебе встречается тот, кто близок тебе по своему душевному складу… Душа каждого человека прекрасна, но не каждый может ее разглядеть… Чем выше человек, тем больше людей он видит красивыми, тем больше людей он может полюбить. Знаешь, когда я читал “Преступление и наказание” я никак не мог понять, зачем Соня пошла за Раскольниковым, который был с нею груб и постоянно ее отталкивал. А теперь я понимаю, она смогла увидеть его душу, ей не нужно было, чтобы он ее любил, ей нужно было просто быть рядом с душой, которую она вдруг разглядела и полюбила, быть рядом с душой, которая так похожа на ее собственную.

Мы ведь очень часто создаем вокруг своей души частокол, иногда в целях ее защиты, а иногда неосознанно. И, порой, бывает так, что за витками этих колючек и души-то уже не видать… Только очень тонкие и чуткие люди с большим и, чаще всего, много переболевшим сердцем могут ее увидеть. У Сони было именно такое сердце. Она увидела его трепещущую нежную душу, которую чуть не погубила гордыня. Ее любовь спасла его от духовной смерти. Есть две ужасные мысли, которые убивают образ божий, и который сегодня так внушаются культурой человеку: ПОЛЮБИ СЕБЯ и БЕРИ от жизни все. И… Результат – одиночество и мысли о самоубийстве… Почему? Да просто, наверное, потому, что мы идем против своей природы, мы созданы не для себя самих, а ДРУГ ДЛЯ ДРУГА… А нам внушили обратное. Кто внушил? Наш ум. Мы стали доверять нашим мыслям больше, чем сердцу, а себе, больше чем другому. Мы потеряли веру в Бога и вдруг обнаружили веру в себя. В СЕБЯ… А кто я? «Мыслящий тростник»… Тростник! Какое хрупкое создание… Меня может не быть уже завтра… И если вера в Бога это абсурд, то вера в себя – еще больший абсурд.

И, ведь мы не виноваты, нам так сказали… Мне так сказали. Тебе так сказали.

Главное – сделать выбор… и любить того, кого решил. И чем сложнее твой выбор, тем более ценна твоя любовь… Легко любить человека доброго, умного, красивого, а попробуй полюбить убийцу, грубого, агрессивного… Того, кто тебя, возможно, не любит… Как Соня…

Человек очень много стал уделять времени своей персоне, ему стало важно не состояние любви, а предмет любви… Он захотел, чтобы рядом с ним был красивый партнер, от этого у него поднимается самооценка, да еще и комфортный для него, чтобы не причинял страданий… Это такая глупость… Вместо того, чтобы любить другого, мы любим себя… Вместо того, чтобы отдавать, мы берем… Но, нам заповедали не быть любимыми, а ЛЮБИТЬ… Нам забыли сказать, что любовь – это труд, а не удовольствие. Но и результат этого труда – СМЫСЛ и вечность, а результат удовольствия – пресыщенность и духовная пустота. Любовь приходит только через боль, боюсь, что другого пути у нее нет. Иначе бы не распинали Христа.

И… я вот думаю, чем больше мы страдаем и очищаем свое сердце, тем больше нам дается любви. Я знаю многих людей, которые никого не любят, это страшно… Они задыхаются от себя и внутреннего одиночества. Есть те, которым удалось полюбить хотя бы своих детей и родителей. Следующий уровень, это когда удалось полюбить того, кто не связан с тобой родственными узами: жену, мужа, друзей… Но, высший пилотаж – это любовь к тому, кто тебя распинает, это любовь Христа.

Нам так много внушали неверных идей. Я долгое время думал, что любовь – это чувство… Но, это не чувство, это напряжение всей твоей сущности, твоего сознания. Чувство – это скорее, ее внешнее проявление, эффект. Но, она может и не проявляться во вне, она может гореть внутри, тихо и долго.

Кто много страдал, тот сможет много полюбить… Чем беззаботней и комфортней наша жизнь, чем больше мы заняты собой, или каким-либо важным (как нам кажется) делом, тем меньше в нас любви. Кей, ты уже на пути к любви, твоя боль – это твоя любовь.

Лев пристально посмотрел в ее мутно-зеленые глаза. Она опустила взгляд и взяла салфетку, которую до конца встречи теребила в руке. Повисла длинная пауза.

– Я скоро еду на Соловки. Ты там была? – проронил Лев.

– Соловки? – встрепенулась мысль Кей, – у меня появился один прекрасный знакомый в Париже, его зовут Жак, он мечтал о Соловках. Вчера он мне звонил, сказал, что уже оформил документы, и через несколько дней будет в Петербурге…

Кей сделала паузу, – Так странно, и ты тоже – Туда… – Нет, я Там не была, но, может буду… когда-нибудь.

По губам Льва пробежала еле заметная теплая улыбка, – И правда, Кей, очень интересное совпадение, ведь мы с другом примерно через неделю и собираемся. Вполне возможно, что эту поездку мы сможем осуществить вместе, если на то будет воля всех, и, конечно же – Бога.

Лев посмотрел на часы, они остались в кафе почти одни, официанты начинали уборку. Он знаком попросил счет:

–Что ты будешь делать?

Кей пожала плечами, и, застегнув пуговицу пиджака, добавила:

– Любить. Я хочу увидеть Алекса. Поеду к нему в Париж, а дальше… Пока не знаю…

Соловки устремлялись в небо… Можно было подумать, что этот остров – видение, ненастоящее. Тишина, медленное движение паломников, женщины в платках, монахи, звон колокола, дети… Мягкий солнечный свет. Здесь жизнь течет по другим законам, здесь по-другому улыбаются, по-другому здороваются, по-другому ходят. Все здесь, кажется, приобретает какой-то дополнительный смысл. Здесь будто бы чуточку больше Бога, чуточку больше мира, чуточку больше себя.

Каждый день Лев просыпался с первыми лучами солнца и вместе с Александром отправлялся изучать жизнь этого удивительного архипелага. Саша рассказывал ему об истории острова, его людях, природе, погоде… Льву казалось, что здесь стерта граница между землей и небом, между живыми и мертвыми, между сном и явью… Он испытывал поток непривычных чувств, его сознание и тело работали в каком-то интенсивном режиме: хотелось как можно больше дышать, как можно больше думать, как можно больше слушать…

Жак, наконец, осуществил свою мечту, он стоял с этюдником здесь, на святой земле… За несколько дней его кисть уже успела запечатлеть на холсте окрестности острова. Но сегодня Жак решил перейти от пейзажа к портрету, напротив него на траве, замотанная в платок, сидела Сюзи. Ее было не узнать: ее глаза ожили, ее жесты обрели вдруг какую-то плавность, она смотрела вдаль и щурилась от солнца. На ее лице играла тихая улыбка, которая с помощью Жака перекочевала на портрет. Эта улыбка жизни, она уже никогда не исчезнет.