Туман настоящего. Несколько жизней - Наталья Орлова Страница 23

– Да, мальчик, ты видишь перед собой убийцу и подлеца. Я всегда верил в честь и долг – это были для меня не только слова. Но убив того человека и графиню, я запятнал себя… Я продал душу Дьяволу…

Брат Ансельм внимательно посмотрел на Берта, но юноша снова застыл неподвижной статуей в темном углу комнаты.

– По вечерам я вижу, как сгущается ночная тьма и из нее выступает темная фигура той женщины, но теперь она молода и красива. Она манит меня и смеется. Я схожу с ума… А может, это черти зовут меня в ад…

Я вернулся сюда, боясь гнева отца… И несколько дней провел в бреду. Каждую ночь она приходит и смеется надо мной… Я потерял свою честь и душу… – в это время на подоконнике мелькнула черная тень и два янтарных глаза уставились на больного, тот слабо вздрогнул, рука его взметнулась – Вот! Это сам Сатана…

– Успокойся, сын мой, это всего лишь кот. – промокший Крис спрыгнул на пол и подошел к Берту. Дождь за окном не прекратился, но стал затихать. Юноша взял кота на руки, стал вытирать его полой своей одежды, а потом прижал к себе, словно пытаясь найти у него помощи и защиты. Больной с недоумением следил за происходящим.

– Ты поступил скверно, и будешь отвечать перед Богом и уже отвечаешь… Не в моей власти отпустить эти грехи…

Но давай порассуждаем. Почему графиня бросила тебе вызов столь открыто? Мне показалось, что графиня сама избрала для себя смерть? Она выбрала тебя, чтобы уйти, показав свое величие, а не умереть глубокой старухой в окружении столь же старых служанок. Ты стал ее орудием…

Подумай об этом. Я скажу слова, которые тебе покажутся странными из уст монаха: в этом мире есть уникальные женщины, они сильнее мужчин духом, а иногда и умнее. Твои терзания говорят о том, что душа твоя страдает под тяжестью греха. Но ты жив, и будешь жить. Ты не умираешь физически. Посвяти оставшиеся дни искуплению… Ты не бедный человек, возведи часовню в честь святой по имени той дамы, спаси другие жизни, открой приют. Ты можешь покинуть этот мир и стать монахом, искупив свой грех служением. В мире нет только белого и черного. В нем много теней и полутонов. Подумай, если не было бы греха, было ли место искуплению?

Долго еще говорил брат Ансельм. Больной и Берт внимательно слушали его, дождь, успокаиваясь, стучал по крыше, свеча, медленно оплывала, догорая. Наконец глаза больного закрылись, и он задышал ровнее. Брат поднялся, стараясь не шуметь, взял свечу, приобнял за плечи послушника с котом на руках и повел его из комнаты. За дверью их встретил встревоженный слуга.

– Твой господин будет жить, он спит. И нам бы неплохо было отдохнуть…

– Конечно, ступайте за мной, для вас приготовили комнату…

Он отвел их в небольшую комнату для слуг, где для них постелили две узкие кровати, на столике стояла простой ужин. Монах устало поблагодарил слугу. Ужинали в тишине. По щекам Берта беззвучно катились слезы, он почти ничего не ел. Крис то и дело тревожно поглядывал на него, сидя рядом. Брат Ансельм сложил тарелки с остатками ужина, отдал их слуге и встал в дверях, задумчиво глядя на юношу, провел рукой по бороде, шагнул вперед и прижал послушника к груди. Берт зарылся лицом в рясу монаха, плечи его вздрагивали, брат Ансельм гладил его по голове и плечам и тихо, но внятно говорил.

– Все грешны, сын мой, исповедь дана людям, чтобы рассказать о своих грехах и осознать их. Месть порождает новый грех, получается замкнутый круг. Но людям дан шанс все осознать. Часто на пороге могилы. Его ад всегда рядом с ним. Поверь мне, дитя мое, теперь он будет жить иначе… А ее душа уже в лучшем из миров…

Берт стал успокаиваться, отстранился от монаха, утер лицо, закутался в одеяло и свернулся калачиком на узкой кровати. Крис устроился у него в ногах. Брат Ансельм сел рядом на пол, стал гладить его по голове, понимая, что только время смягчит боль утраты.

Рассвет был серым, но дождь прекратился. Берт с раннего утра возился с лошадьми, расчесывая им гривы, проверяя упряжь, то и дело тревожно высматривая Криса. Никто и не обращал внимания на мальчишку-послушника. Странников накормили и предложили задержаться, но брат Ансельм сослался на важность своего обета и невозможность промедления. Он дал наставления лекарю, чем поить больного и отметил, что теперь, после исповеди господин пойдет на поправку. Перед отъездом монах еще раз посетил хозяина дома, благословил его. И вскоре два всадника – один крупный бородатый монах, второй – хрупкий юноша-послушник с седельной сукой у седла, из которой выглядывала черная ушастая голова кота, выехали из распахнутых ворот навстречу пасмурному осеннему дню.

Путники двигались на юг к морю, осень ступала по их следам, становилось холоднее, они не могли больше ночевать в лесу, чаще останавливаясь на постоялых дворах. Они двигались к границе, оставляя за собой страну, в которой разгоралась ожесточенная война за власть.

Берт уже очень уверенно чувствовал себя в седле, кожа лица его загрубела от ветра и солнца, случалось, что девушки заглядывались на послушника, невольно вгоняя его в краску. Крис тоже окончательно превратился в ездового кота, даже стал сидеть на луке седла и взирать оттуда на меняющиеся пейзажи. Брат Ансельм лишь улыбался в бороду.

Иногда у них находились попутчики, которые, впрочем, не мешали долгим разговорам монаха и послушника о мироустройстве, Боге и философах древности. Крестьяне не понимали, о чем говорят эти, безусловно ученые люди, купцы же с уважением слушали, предпочитая не перебивать.

Погода резко изменилась, с моря подул теплый воздух, солнце стало пригревать почти по-летнему, с полей подул ароматный ветер, насыщенный дыханием поздних трав. Берт все чаще улыбался, ему стало казаться, что большую часть своей жизни он провел в седле, путешествуя с котом и братом Ансельмом к краю мира.

– Это так удивительно, что природа может быть жестокой – сковывая все кругом мертвящим холодом, и такой приветливой уже на следующий день.

– Да, сын мой. Думаю, в этом есть особый замысел – природа человека тоже такова: то жестокость и холод, то тепло и благо. От нас самих зависит очень многое. Не всегда надо отвечать холодом на холод, жестокостью на жестокость… В этом человек свободнее природы, мы не подчиняемся законам времен года…

– Но, уважаемый брат, разве не надо силой останавливать неправедных? – купец, давно прислушивавшийся к их беседе, пришпорил свою лощадь – Так ни на кого управы же не найдешь? Кто сильнее, за тем и правда.

– Это справедливо для некоторых ситуаций – брат Ансельм внимательно посмотрел на него. – Но все значительно сложнее. Остановить зарвавшегося подлеца нужно, даже полезно. Но не стоит ненавидеть его. Ненависть порождает ненависть, зло – зло. В скриптории нашего аббатства мне попался один интересный свиток. Там было сказано об огнепоклонниках – язычниках. Но у них я вычитал интересную мысль: «Счастье тому, кто желает счастья другим»…

– Я никогда не буду желать счастья разбойникам, которые грабят путников на дороге!