Мед и горечь - Дебора Смит Страница 23

– Прекрасно, – прошептал он зачарованно. – Я рад, что тебе нравится моя обстановка.

Она моргнула испуганно, будто поняла, что попала на территорию противника.

– О, я плохая, я такая плохая. Я, кажется, испытываю судьбу. Кажется, я сойду с ума.

– Ммм, Бетти, ничего не произойдет, пока ты не…

– Убери это, – она сунула ему чипсы, – иначе я буду жевать, пока не сьем все.

Макс был возмущен, но все же не сдержал смеха. По крайней мере, она не думала ни о каких других искушениях. Хорошо. Тогда она испытает их, подкравшиеся незаметно.

– Бетти, Бетти, – мягко упрекал он, откладывая коробку с чипсами в сторону. – Почему ты так боишься доставить себе удовольствие?

Она икнула, потом повернулась к нему лицом и коснулась лбом его подбородка.

– Ты не понимаешь, – пробормотала она. – У тебя нет такой монограммы, как у меня.

– Монограммы?

Она опустила руки на его колено. Он сомневался в том, что она понимала, что делает: пальцы одной руки бродили по его бедру. Он решил насладиться этой пыткой, благородно промолчав.

– Моя монограмма, – повторила она, потом вздохнула. – У моих родителей ужасные представления о смешном. Мое промежуточное имя… Беле. [4]

– Вот как? Беле… Квинт, – он застонал, а потом рассмеялся. – Так твои инициалы «B.B.Q.»? [5]

– Прекрати. Прекрати. Я вижу, что ты смеешься. Я чувствую, как движется твоя челюсть.

Макс поднял руку к ее черным блестящим волосам и игриво дернул за одну из прядей, свисавших на лоб, потом убрал локон с ее лица.

– Расслабься. Бетти Беле, – он вынул из ее волос гребень и швырнул на пыльный серый ковер перед кушеткой. Потом пробежал жесткими пальцами по ее виску и рассыпавшимся локонам. – Расслабься. Я слушаю тебя.

– Ммм. Макс. Нет. О, Макс. О, черт! – она немного повернулась в его сторону, и ее рука умышленно продвинулась дальше по бедру. – Прекрасно.

– Говори, – приказал он. Его голос уже дрожал от вожделения, и он, не отрываясь, смотрел на ее руку.

– Да, толстенькое пузо – это я. Теперь это смешно, но когда я была ребенком, это имя наводило на меня ужас. Я была, я бы сказала, коротковата для своего веса, – Бетти откашлялась и упрямо продолжила. – О, давай будем говорить начистоту. Я была толстой, как кит. Когда бы мои родители ни везли меня на каникулы к океану, я испытывала острое желание присоединиться к своему стаду.

Макс закусил губу и боролся с собой, чтобы вслух не рассмеяться.

– Детка, если это тебя утешит, я скажу, что сейчас ты выглядишь фантастически. Не из-за чего было плакать. У тебя чертовски красивое тело, оно вовсе не похоже на желе.

Бетти крепко обхватила его бедро.

– У меня теперь прекрасные «плавники».

Макс заставил себя глубоко вздохнуть. Его голос стал похож на скрип.

– Надеюсь, ты помнишь, как выйти на воздух. Это может очень пригодиться, когда мы оба окажемся в глубоком омуте.

Она вновь спокойно сложила руки.

– Итак, как бы там ни было, я была толстухой, – она говорила скорее игриво, чем грустно. – А мои инициалы – BBQ. Я страдала от ужасных кличек: «Худое ребро». «Поросячье брюхо», – «Бетти – толстый живот». Стоило мне в детстве с кем-нибудь поссориться, как я слышала все эти эпитеты.

Макс слегка наклонился и с сочувствием погладил ее волосы.

– Если бы нам обоим было по десять лет, я бы пошел завтра на игровую площадку и поставил бы синяк под глазом твоему обидчику.

Ее тихий смех был таким мучительно-приятным.

– Где ж ты был, когда я в тебе так нуждалась?

– Ждал. Просто ждал встречи с тобой. – Они оба немного помолчали. Она обнимала и ласкала руками его бедро, почти не касаясь, но именно поэтому волны возбуждения туманили его разум.

– Макс, я похудела только в колледже. Я начала заниматься спортом и правильно питаться, и с тех пор у меня нет проблем. Но прошло много времени, прежде чем я начала любить свое тело, – она колебалась, но потом тихо добавила. – Я думаю, что именно поэтому была так ранима, когда встретила своего музыканта, Слоуна Ричардса. Я все еще чувствовала себя дворняжкой, а он научил меня ощущать себя красавицей. Это была моя мечта, и она стала реальностью.

Максу не понравилась тоска в ее голосе, когда она заговорила про музыканта Слоуна Ричардса. Он запомнил это имя, чтобы потом что-нибудь узнать.

– Посмотри на меня, – приказал он.

– Я запуталась, – она подняла голову, хмурясь. Макс коснулся ее подбородка, глядя в прищуренные глаза.

– Забудь музыканта. Ты научилась у него тому, что тебе было нужно, больше он тебе не нужен. Ты прекрасна. Верь этому!

Ее лицо смягчилось.

– Я уже забыла его, – Бетти говорила почти не дыша. – А теперь я хотела бы узнать, чему могу научиться у тебя.

Она убрала сдерживавшую ее руку и поцеловала его. Ее язык вошел в него, как медленная, ленивая река, заполняя все его существо эротической энергией. Честь была на время забыта, когда он прижал ее к себе, придерживая за голову, побуждая продолжать. Они оба задрожали, когда Бетти начала ласкать его рот быстрыми порывистыми движениями языка.

Макс чувствовал, как в нем закипают первобытные желания Адама, но заставил себя сдерживаться.

Эта женщина была, как никто другой, раем и адом. Ее поцелуи были непристойны, но из горла вырывались сладкие, страстные звуки. Ее рука дрожала на его чреслах. Но потом она медленно двинулась, касаясь его тела, пытаясь протиснуться под ремень брюк. Под этими движениями ее нежной руки его член отвердел.

«Честь!» Она смеялась над ним. Рот Бетти был сладок, он вытеснял все мысли, он пах виноградным соком, и Макс подумал о «Виноградном сюрпризе», черт бы побрал его и такое количество самогона в нем.

«Она пьяна, – со свирепостью напомнил он себе. – Ты не можешь позволить ей сделать что-то, о чем завтра она будет сожалеть».

О, но еще минута, и он позволит. Он резко отодвинулся от Бетти, от ее зовущих губ и взял ее руку в свои для самозащиты.

– Мы не хотим заниматься этим сегодня, – сказал он строго, но про себя отметил, что говорит не совсем уверенно.

Ее глаза наполнились слезами разочарования.

– Но некоторые части нашего тела наверняка хотят этого.

– В тех частях нет мозгов. Что случилось с тобой? Ты же была настроена держаться от меня подальше?

Она покраснела от стыда, грустно нахмурилась и вообще выглядела смущенной.