Сабрина - Барбара Делински Страница 23

— Успокойтесь, Сабрина, прошу вас. Шрам давно зажил. Я уже забыл о том деле.

— Но ведь вас могли…

— Но ведь этого не случилось, верно? — криво улыбнулся Дерек. — Кроме того, я — не единственный, кто пострадал в этой драке. Видели бы вы физиономии тех парней!

— Парней? — задохнувшись от ужаса, спросила Сабрина. — Значит, их было несколько?

— Да, несколько, но им всем от меня досталось. Кому удар в челюсть, кому пинок в живот. Короче, я был Бэтменом и Терминатором в одном флаконе.

Ее шепот напоминал задушенный вопль.

— Как вы можете над этим шутить?

— А что еще остается делать? Если воспринимать все слишком серьезно, можно сойти с ума. — Он продолжал держать ее за руку, тем более она даже не пыталась ее убрать. Ему нравилось прикасаться к ее коже, которая была удивительно нежной и гладкой на ощупь. Ему нравились ее тонкие, длинные пальцы и аккуратно подпиленные ногти, покрытые бесцветным лаком. Руки Сабрины казались ему удивительно женственными, впрочем, как и вся она.

Он провел пальцем по ее руке и обнаружил небольшой шрам.

— Порезались?

— Да нет, пропорола застежкой на подгузниках.

Дерек еще пару раз провел пальцем по шрамику у нее на руке, потом сказал:

— Давайте не будем говорить о тюрьме. У вас полно своих забот и печалей. К чему вам мои?

— Мне надоели собственные печали. Я хочу отвлечься.

Дерек замер, но глаз на нее так и не поднял и продолжал созерцать ее руки. Отросшие в тюрьме волосы падали ему на лоб, а на его бледных щеках проступала темная тень щетины.

Коснувшись ее руки еще раз, он медленно ее отпустил, выпрямился на стуле и сказал то единственное, что, по его мнению, могло заставить ее раз и навсегда отказаться от этого неприятного для него разговора.

— Я не мастер развлекать женщин.

— Несколько минут назад вы говорили, что просили меня приехать потому, что мое посещение освобождает от неприятной работы. Не припомните, я обиделась на ваши слова?

— Нет.

— В таком случае вы тоже не имеете права на меня обижаться.

— Прав у меня почти никаких, но теми, что еще у меня остались, я стараюсь по возможности пользоваться.

— Хорошо, я скажу по-другому. Вам не следует на меня обижаться, поскольку я ни в коем случае не хотела ни обидеть, ни унизить вас. Заметьте, в слове «отвлечься» заключается также и позитивный смысл. К примеру, ваш расказ поможет мне забыть о своих бедах и даст пищу для змышлений.

Это откровенное заявление наводило на мысль, что его, Дерека, особой интересуются — и весьма. Но хотя Дереку было и лестно, он продолжал хранить молчание.

Сабрина же раздумывала над тем, не перешла ли она в разговоре с Дереком известные рамки, не обидела ли его, сама того не желая. Стремясь загладить свои прегрешения, как реальные, так и мнимые, она торопливо произнесла:

— В последнее время вся моя жизнь вертится вокруг Ники. Я стала унылой, скучной женщиной с ограниченным кругозором. Так что вы не единственный в этом мире, кого обстоятельства приковали к одному месту. Считайте, что я, вызывая вас на разговор, хочу обменяться с вами опытом.

— Ваша клетка не запирается. Вы можете в любое время ее открыть и выйти на свободу.

— Сказано человеком, который плохо представляет себе, что значит быть матерью больного ребенка.

Дерек не нашелся что ответить, и они замолчали.

Сабрина посмотрела на него, а потом отвела взгляд. Лицо Дерека стало угрюмым.

Он опять превратился в человека из другого мира. Из мира преступников, уголовников и убийц. Его черты вновь обрели твердость камня, а у глаз появился стальной оттенок — такой же, как у решеток в комнате для свиданий.

Молчание стало затягиваться. Поскольку Дерек по-прежнему сидел неподвижно, как статуя, она стала смотреть по сторонам. Один из посетителей поднялся с места и направился к выходу, и Сабрина задалась вопросом, уж не пора ли ей самой сделать то же самое. В том случае, если Дерек устал от ее болтовни и не хочет с ней разговаривать, ей ничего не остается, как…

— Разница между тюрьмой строгого режима и той, где я сейчас нахожусь, — неожиданно сказал Дерек, будто пробуждаясь ото сна, — заключается в том, что в первой решетки толще, запоры крепче, распорядок дня более строгий, и перекличку там проводят значительно чаще. Если бы мы разговаривали в тюрьме строгого режима, нас отделяли бы друг от друга стальные прутья или пуленепробиваемое стекло. Посещения там сведены к минимуму, а по ночам в камерах устраивают обыски.

Сабрина видела, как изменилось его лицо, потемнели глаза, а на лбу выступили крохотные бисеринки пота. Когда он говорил, его губы кривились от отвращения, а ноздри раздувались, жадно втягивая воздух.

Сомнений не было: Дерек жил в атмосфере вечного страха и ненависти, злобы и насилия — как подавленного, так и неприкрытого. А чтобы выжить в этом жестоком мире, необходимо было стать полноправным членом обитавшего в стенах тюрьмы сообщества. И Дерек им стал.

Сабрине было неприятно это осознавать. Она помнила Дерека другим — спокойным, вдумчивым, способным на сочувствие. Она верила, что все эти качества остались при нем, только были глубоко запрятаны в его душе — как говорится, до лучших времен.

— Мне кажется, — сказала Сабрина, — что пребывание в этих стенах дается вам куда тяжелее, чем другим заключенным.

— Это почему же? — спросил он.

— Все дело в контрасте между той жизнью, которую вы ли до тюрьмы, и этой — ужасной, ни в чем не похожей на прежнюю. Мне, к примеру, трудно даже себе представить, что вы можете испытывать чувство беспомощности.

Сабрина дала ему минуту на то, чтобы он процолжил свой рассказ. Поскольку продолжения не последовало, она спросила:

— Не хотите больше говорить?

Дерек покачал головой.

— Вам есть что сказать, это несомненно. Но если бы вы могли все это записать…

— Я не умею писать.

— Как я только об этом не подумала? Вы — неграмотный репортер, — насмешливо сказала она.

— Почему? Грамотный. У меня полно идей, я могу взять нтервью, могу стоять перед камерой и часами рассуждать чем угодно, но сесть за стол и все это записать я не в состоянии.

— Так у вас врожденный дефект? Вы не способны выражать свои мысли на бумаге?

Дерек с удивлением на нее посмотрел.

— Да нет у меня никакого дефекта. Я, во всяком случае, ничего такого за собой не замечал.

— Почему, в таком случае, вы утверждаете, что не умеете писать? Если у вас полно идей, вам только и нужно, что сесть за стол и зафиксировать их на бумаге.

— Жизнь невозможно запечатлеть на бумаге. Так, во сяком случае, мне кажется. Черт, да не знаю я, почему не умею писать! Вот вы, к примеру, знаете, почему ваш сын не такой, как другие?