Как женить маркиза - Сара Блейн Страница 23

Вот черт, подумала Констанс, с трудом сдерживая идиотский смех. Отрицательные стороны разбойничьего образа жизни были совершенно ясны всякому здравомыслящему человеку, однако его-то самого это не отвратило от столь опасного времяпрепровождения. И как он смеет потешаться над ней! Надо сбить с него спесь.

– Может быть, – сказала она, издав вполне явственный вздох. – Однако не существует идеальных профессий. По крайней мере, грабить кареты на большой дороге – это все же лучше, чем то, что жизнь предлагает одинокой женщине, вынужденной самой заботиться о себе. – Она повернулась к нему и одарила его самым невинным взглядом. – Все же, отнимая у мужчины кошелек с помощью оружия, можно сохранить какое-то самоуважение, что, боюсь, невозможно, если выманивать у него тот же кошелек, потворствуя его капризам и прихотям. Кроме того, образ жизни разбойницы очень подходит, когда приходится скрываться.

Как бы не так, подумал Вир, не преминув заметить, однако, что речь ее была исполнена какого-то двойного смысла. Он чувствовал странную уверенность, что говорила она совсем не о том, что, подобно святому Киприану, будет скрываться в пустыне, а о чем-то совершенно ином. Черт возьми, давно бы пора ей уже рассказать ему правду!

– Многое зависит от того, – заметил Вир, качнув свой бокал с бренди, так что янтарная жидкость в нем крутанулась водоворотом, – по какой причине человек прячется и от кого. – Он сделал глоток и пристально посмотрел ей в глаза. – Могу только гадать, что же внушает вам столь сильный страх, что вы готовы по своей воле вести существование изгоя, лишь бы избежать этого.

– Это брак, милорд, – заявила Констанс без обиняков. – Брак с человеком, которого я презираю, или же принудительное заключение в приют для душевнобольных. Вот какой был мне предоставлен выбор. Так как обе перспективы казались мне малопривлекательными, я сама создала для себя третью. Я сбежала.

– И незамедлительно надели личину Черной Розы, причем в качестве первой жертвы выбрали меня, – и вы хотите, чтобы я в это поверил? – сердито спросил Вир. Внутри у него все сжималось от гнева при одной мысли о том закоренелом негодяе, который собирался использовать это дивное и необычное создание для своих низменных целей. То, что одного слова мужа, отца или брата было довольно для того, чтобы зависимую от них женщину заключили в знаменитый сумасшедший дом Бедлам или другое заведение в том же роде, было истинной правдой. И нередко эта возможность использовалась для того, чтобы наказать непокорную жену, сестру или дочь и направить ее на путь истинный. От одной мысли о том, что его прелестная и храбрая искусительница едва избегла подобной участи, у него кровь вскипела в жилах.

– Ну, не то чтобы у меня был составлен такой уж четкий план, – призналась Констанс, припоминая с легким чувством тошноты, как она стояла, дрожа от холода, на проклятом карнизе. – Сама идея притвориться Черной Розой пришла мне в голову на постоялом дворе на подъезде к Уэлсу – ваша карета как раз въехала во двор, и мне показалось, что это счастливое совпадение. В конце концов, я ведь только и думала, как связаться с вами.

– Ах да, чтобы предупредить меня о грозящей мне опасности, – сказал Вир, который многое теперь понял. Так значит, незнакомка в вуали, которая наблюдала за ним из окна своей дорожной кареты, и была искусительница. Как же он стал рассеян, если сам не сумел связать воедино два этих необычных события. – И когда вы сидели в карете и наблюдали за моим прибытием, неужели вам даже не пришло в голову, что достаточно было просто подозвать меня к себе и я бы подошел?

– Вообще-то приходило, но было уже слишком поздно, – огорченно призналась Констанс. – А тогда, на постоялом дворе, я исходила из ошибочного убеждения, что вы в свое время остановили мою карету на большой дороге, прекрасно зная, кто я такая. А если так, то я имела все основания предполагать, что вы не поверите ни одному моему слову.

– Но собираюсь же я поверить вам теперь, – не преминул заметить Вир, словно не слыша ее невнятного намека на то, кто она такая. – Воры должны верить друг другу.

– Черт! – воскликнула Констанс и скорчила недовольную гримаску. – Когда вы так говорите, то все это выглядит смехотворно, но тогда мне казалось вполне разумным. Впрочем, оглядываясь назад, не могу сказать, что помню совершенно точно, что я тогда думала.

Наверное, действительно не может, подумал Вир мрачно. Она, очевидно, была в отчаянии. Да и как ей было не прийти в отчаяние, ей, женщине, одной-одинешенькой в мире, да еще когда она думала, что единственный человек, способный помочь ей, отнюдь не расположен желать ей добра? Ведь она все-таки была леди Констанс Лэндфорд, дочерью графа Блейдсдейла.

Интересно, думал Вир, когда же она собирается сообщить эту маленькую, но немаловажную деталь? Непонятно почему, но ему вдруг захотелось, чтобы девушка заставила себя довериться ему. Однако до чего же не в характере беспутного маркиза де Вира было желать доверия такого существа, как невинная девица, да еще дочь его заклятого врага! Надо полагать, его дед немало бы повеселился, знай он, в каком затруднительном положении оказался Вир.

И какая ирония! Еще дней пять назад он бы просто ликовал, окажись дочь графа Блейдсдейла у него в руках. Как человек светский, Вир к своему успеху у представительниц противоположного пола относился по-деловому. Как легко было бы соблазнить ее, завлечь в свою постель, лишить невинности, а потом выставить за порог, навек погубленную в глазах света. Да, это большой соблазн – знать, что можешь использовать девушку для того, чтобы уязвить человека, который погубил твоего отца, – тут можно и не устоять. Но это было до того, как нежданно-негаданно в жизни его появилась рыжеволосая красавица.

Да и как можно было ожидать, что дочь Блейдсдейла окажется и честной, и доброй, и ослепительно прекрасной? А главное, что его потянет к этой девушке с такой силой, с какой никогда не тянуло ни к одной женщине до нее. Своевольная, но вместе с тем неизбалованная, очаровательная, но притом остроумная и проницательная, леди Констанс Лэндфорд была как раз такая женщина, которая ему никогда не надоест. Он ощутил это уже в первую их встречу, когда ему пришло в голову, что какой бы восхитительной ни казалась ему перспектива впервые коснуться ее дивного тела, все же не меньшим удовольствием будет проснуться утром и почувствовать, что она все еще лежит рядом с ним в постели. Он понял с самого начала, что она не из тех женщин, которых можно вечером уложить в постель, а утром с легкостью дать отставку. Мужчины на таких женщинах женятся, если они настоящие мужчины. А потому, хоть он и испытывал тогда облегчение, отпуская ее, но и сожаление при этом чувствовал немалое. И вдруг – кто бы мог подумать? – она сама возвращается, и он оказывается в ужасном затруднении!

Уж что было некстати сейчас, когда он стоял на пороге осуществления своих заветных планов, так это влюбиться, особенно в эту женщину. Но оказаться вдруг в положении ее защитника и покровителя, обязанного помогать ей по законам чести, – ситуацию запутаннее и вообразить нельзя!

Дьявольщина! Он и не думал о том, чтобы хладнокровно соблазнять девушку назло ее отцу, какое там! Напротив, ему приходилось призывать на помощь всю свою волю, чтобы не поддаться непреодолимому желанию схватить ее в объятия и поцеловать. И это было еще не самое худшее, подумал он, когда Констанс вдруг обернулась к нему и посмотрела на него своими прекрасными глазами. Черт возьми, если он сейчас уступит искушению и воспользуется ее нежным великодушием, то никогда потом не сможет убедить ее, что двигала им отнюдь не жажда мести!