Миланская Роза - Звева Казати Модиньяни Страница 24

— А ты почему не идешь танцевать? — спросила Роза брата.

— Как же я пойду танцевать, если моя дама спряталась в сене? — ответил Анджело.

— Дама твоя еще маленькая, — с горечью произнесла девочка.

Недолго чувствовала себя Роза счастливой, мать ловко поставила ее на место.

— Я подожду, пока она подрастет, — сказал Анджело.

— А потом, я не умею танцевать, — заметила девочка, уставившись в небо.

— Я научу тебя, — произнес Анджело, устраиваясь на сене рядом с Розой.

Роза почувствовала, что ее любят и защищают.

— Ты хороший, — заявила она брату.

— Иногда я бываю очень злой!

И Анджело скорчил страшную гримасу.

— Никогда не поверю, — возразила девочка.

— Да, с теми, кто мне зла желает…

— Значит, со мной ты всегда будешь добрым.

Анджело задумчиво жевал соломинку.

— Так почему ты не идешь танцевать? — настаивала девочка.

— А ты почему не идешь играть?

Роза только плечами пожала:

— Не хочу!

Юноша скрестил руки под головой и посмотрел на небо, где уже сияла целая россыпь звезд.

— Вон Большая Медведица, — сказал он, указывая на созвездие.

— Знаю, — откликнулась Роза.

— А вон там, видишь, блестит, Венера…

Роза поискала взглядом звезду и увидела, как мерцала в вечернем небе Венера.

— А в Англии какие звезды? — вдруг с любопытством спросила она.

— Те же самые. Звезды везде одинаковые.

Девочке показалось невероятным, чтобы над «Фаворитой» было такое же небо, как и над дальними странами.

— Видишь ли, Роза, — продолжал юноша, — звезды так высоко, что видны отовсюду. Вот, например, возьми церковную колокольню — ее можно увидеть и из «Фавориты», и из Беттолино, и из Гоббы. А ведь колокольня одна и та же… Роза поняла и очень этому обрадовалась.

— Значит, когда ты был далеко и меня еще не знал, ты все равно видел те же звезды, что видела я! — воскликнула она, взглянув сначала на небесный свод, а потом на брата.

В это мгновение упала звезда, ярко вспыхнул горящий след, а потом звезду поглотила бесконечность. Анджело перекрестился.

— Когда падает звезда, — объяснил он, — чья-то душа поднимается к Богу.

Роза взглянула на него с изумлением.

— Значит, на небе столько звезд, сколько душ на земле?

— Да. У каждого из нас — своя звезда. И когда человек умирает, звезда падает.

— Значит, мы — как падающие звезды! — заключила Роза.

Анджело об этом как-то не думал, но согласился, что, пожалуй, оно действительно так.

— А куда деваются упавшие звезды? — заинтересовалась девочка.

— Пропадают в океане.

— А ты встречал в океане такую звезду?

— Нет, но когда-нибудь отправлюсь искать и, если найду, принесу тебе, — пообещал Анджело.

Он готов был достать луну с неба, лишь бы порадовать сестренку.

— И ты правда ее найдешь для меня?

— Правда!

Свежий вечерний ветер донес аромат полей. Анджело так хотелось успокоить девочку. Он вытащил из кармана завернутый в салфетку кусок пирога.

— Смотри, что я тебе принес, — сказал Анджело.

Он развернул салфетку, и девочка увидела кусок пирога, который пекли в «Фаворите» каждый год к празднику Мадонны. Такой пирог готовили целых два дня. Сначала из муки, масла, яиц и сахара делали тесто, потом начиняли персиками, грушами, миндалем и орехами. Роза тоже помогала делать угощение: она просеивала муку и толкла в ступе миндаль. Но когда вечером наступил момент пробовать пирог, девочка убежала на сеновал. И теперь, взглянув на принесенный Анджело кусок, она вновь остро ощутила боль от утраты своего сокровища. Ей казалось, стоит откусить лишь кусочек, и она отравится этим пирогом.

— Спасибо, не хочу я его, — грустно произнесла Роза.

Анджело сильной рукой обнял малышку и прижал к себе.

— Обидела тебя мама, правда? — стараясь утешить девочку, сказал он.

Роза словно только и ждала этих слов, чтобы разразиться рыданиями. Наконец-то, после того, как она промучилась столько часов, слезы облегчили ее страдания, успокоили душу. Ее обидели, обидели жестоко и абсурдно, призвав на помощь Мадонну и Христа, которые почему-то всегда были на стороне матери и никогда не помогали Розе.

— Я тебе сделаю другой подарок, гораздо лучше серебряного ожерелья, — пообещал брат, осторожно похлопывая сестренку по плечу.

— Другого такого подарка нет! — всхлипывая, произнесла девочка.

— Я подарю тебе лошадку и научу ездить верхом. В Эссексе, где я работаю, все барышни из хороших семей ездят верхом.

Роза кивнула головой и шмыгнула носом. Вообще-то лошадка ее совсем не интересовала. Ее сейчас не интересовало ничего. Если подумать, ей и ожерелье сейчас не было нужно. Единственное, о чем она помнила, это о пережитом унижении, о грубом оскорблении. Предательство матери, совершенное во имя веры, оставило первую тяжелую рану в ее душе.

С годами появятся и другие раны, но эта не заживет никогда.

В просторной мрачной супружеской спальне Иньяцио и Алина подводили итог прошедшему дню, возвращаясь к самому важному. Вернулся Анджело, их неукротимый сын, следы которого давно потерялись то ли с цыганами, то ли с бродячими акробатами; сын, ускользнувший от бдительных пограничников в суматохе ночных поездов и в путанице таинственных границ. Теперь семья наконец полная.

— Ты рад? — спросила Алина.

— Конечно, конечно, — проворчал Иньяцио.

Отец заставил себя забыть о нанесенной сыном обиде, тем более что жена тоже косвенно была виновата в случившемся.

— Мы теперь начнем все сначала, — добавил Иньяцио и вздохнул.

Ему очень хотелось надеяться, что Алина не будет тиранить Анджело, как тиранила она остальных детей. Иначе не миновать новой беды…

— А он стал красивый… — заметила мать.

— Да, парень сильный и здоровый, — отозвался отец, присев на край кровати и снимая ботинки.

— И умный, по-английски говорит, — с восхищением произнесла Алина.

— А как же иначе, — согласился Иньяцио, стаскивая с себя рубаху и брюки.

Хозяин «Фавориты» приближался к пятидесяти, но был еще очень крепким мужчиной; в густых каштановых волосах ни сединки; крепкие белые зубы, открывавшиеся в улыбке.

Вдалеке пророкотал гром, на мгновение заглушив стрекотание кузнечиков и кваканье лягушек.