Тайна пропавших картин - Ольга Солнцева Страница 24

Так мы и жили всю зиму: в страхе, в холоде, нужде.

Я ничего не знала о своей семье: почта не работала. В прошлом году, когда я приехала в Полянск, сбежав из порта, тётя послала письмо в Швейцарию, в свой дом, чтобы успокоить родителей: «Сашенька со мной. Не волнуйтесь! Как только я закончу свои дела, мы вдвоем приедем к вам».

Но этого не случилось. События, стремительно развернувшиеся в России, не позволили нам покинуть страну. Однако ответ мы получить успели. Точнее, три, которые пришли в одном конверте и были написаны каждым из моих родных в отдельности.

Папа, тайно от мамы, упрекал меня в том, что я расстроила ее своим безрассудным поступком, и мама ночами не спала, плача тихо в дальней комнате. А мама, секретно от папы, сообщала, что он принимал сердечные капли, когда узнал о случившемся. Никитка же просто написал, что скучает по мне. Так же, как Ветерок: даже сейчас, далеко от дома, на каждый звонок, собака бежит в прихожую с радостным лаем, думая, что это – ее молодая хозяйка.

Я каждый раз плакала, перечитывая письма, написанные такими родными и знакомыми для меня почерками. Знали бы вы, мои милые, как и я сама сожалела о том поступке в прошлом году! Но что теперь можно изменить?

Одно радовало: устроились они хорошо, и теперь с нетерпением ждут нас с тетей. Ждут… Все изменилось, и уехать к ним мы уже не могли…

Увы, это было единственное известие о родителях и братике. Больше мы писем не получали. Но я надеялась, что у них по-прежнему все хорошо. По случайно услышанным разговорам мы знали, что в Европе только Швейцария избежала революции.

А в России мир перевернулся. То, что было белым, стало черным, что было черным, окрасилось в белый цвет. Теперь заповеди Божьи были отменены в связи с тем, что большевики не молились, не крестились, не признавали церковь. Оказалось, если нет Бога в душах людей – нет порядка. На улицу вечерами лучше было не выходить: ограбят до нитки. В удачном случае. В худшем: вместе с кошельком заберут и жизнь. Да и днём было небезопасно. Появилось множество бездомных голодных детей, которые рыскали по улицам в поисках еды и при случае вырывали у прохожих сумки из рук…

Ну, а Алексей?

Он так больше и не появился в моей жизни.

Первое время я еще могла ходить к его дому. Однажды даже набралась смелости и нажала кнопку звонка. Никто не вышел… Наверно, он, по примеру многих, покинул Россию. Откуда ему было знать, что глупая влюбленная девчонка вернулась в Полянск только за тем, чтобы быть с ним рядом?..

46

Однажды вечером в дверь громко забарабанили. Мы, испугавшись, посмотрели друг на друга и замерли в нерешительности, боясь подойти к двери. Но сделать нам это всё равно пришлось, потому что иначе дверь бы просто выломали.

В комнату вошло трое мужчин. Каждый из них имел какой-то атрибут, говоривший о том, что человек относит себя к новой власти. На одном были солдатские сапоги. Обладатель их выглядел суровым и неразговорчивым. Темная лохматая борода, закрывавшая верхние пуговицы шинели, смотрелась пугающей и делала похожим его хозяина на лесного разбойника из старых детских сказок. Бородатый сжимал в руках винтовку и косо поглядывал на нас. Второй – тощий, длинный, с самокруткой в зубах – курил, и от его предмета курения исходил едкий дым. Гертруда тут же закашлялась. Куряка только презрительно хмыкнул.

А третий был одет в кожаную куртку. Он выглядел совсем молодым, чуть больше двадцати, но, стараясь казаться старше своих лет, все время хмурился так, что брови на переносице почти сходились вместе. Как оказалось позднее, именно он был главным в этой группе.

– Мы проверяем, сколько человек живет в каждой комнате, – произнёс парень в куртке и осмотрел нас всех по очереди.

На мне его взгляд задержался дольше, и я испуганно сжалась. Новые люди власти вызывали у меня чувство паники и страха. Они были агрессивными, бесцеремонными и непредсказуемыми.

Однако тетушку смутить было сложнее, чем меня. Она очень спокойно стала объяснять:

– Нас живет здесь трое. Я, моя племянница и …Гертруда.

Слова «служанка, прислуга» были вычеркнуты из современного лексикона. Эксплуатация человека человеком отменена. Хотя я и в мыслях не думала о Гертруде как о человеке ниже нас по положению. Она нам была как родная: много лет Гертруда работала в доме тети, а последний год сблизил нас еще больше.

Парень снова посмотрел на меня. И спросил, обращаясь ко всем сразу:

– Кем вы работали до революции?

Тётя заговорила, он обернулся к ней.

– Я была директрисой в женской гимназии, которую вы закрыли за ненадобностью, а моя племянница работала там наставницей для девочек. Гертруда сидела дома, помогала по хозяйству.

Парень внимательно выслушал тетю, помолчал, потом снова перевел взгляд на меня. Я испугалась, что он сейчас рассердится, услышав такое прямое обвинение: «закрыли за ненадобностью». Но он ничего не сказал и, кажется, раздумывал о чём-то своём.

– Очень хорошо, – наконец произнес гость, которого не звали. – Революции нужны грамотные люди. Вы будете обучать рабочих читать и писать.

В его тоне звучал приказ, не предложение, не просьба.

– Что?! – переспросила в недоумении тетя. – Что вы имеете в виду?

– Мы организовываем вечерние занятия для взрослых. Вы и ваша племянница будут учить рабочих и солдат грамоте.

– Но… где?

– Об этом не беспокойтесь. Помещение я вам подыщу. – Он снова взглянул на меня, а я торопливо опустила глаза. – Думаю, занятия начнутся через неделю…

47

Но он вернулся уже через два дня. Вошел решительно. Долгим взглядом посмотрел в мою сторону, чем поверг меня в очередной испуг. Потом повернулся к тете.

– Все готово, – объявил он. – Заниматься будете в церкви.

– В церкви? – поразилась Гертруда; она была очень набожная. – Как же можно в церкви? – конечно, ей показалось, что это неправильно: расположить школу для рабочих в храме.

Для парня ее беспокойство было абсолютно непонятным. Поэтому объяснение прозвучало странно:

– Там много места пропадает… Мы поставим столы, стулья, пригласим людей… Только вот что… Я видел старые дореволюционные буквари. Они не подходят. Нам нужны в букваре новые слова: Ленин, коммунизм, свобода, равенство. Вы меня понимаете?

Он вопросительно посмотрел на меня. Я хоть и понимала его, но что ответить, не знала. Поэтому тревожно помалкивала и внутренне дрожала. К тому же, этот парень в кожаной куртке слишком часто смотрел в мою сторону, и мне от этого становилось всё больше не по себе.

Меня выручила тетя.