Гостья - Стефани Майер Страница 24

Я слышу боль в его голосе и говорю чуть мягче.

— Ладно. Тут ты прав, согласна. Только вот эти линии ничегоне значат.

— Скажи мне еще раз, что он сказал, когда нарисовал их.

Я вздыхаю. Дядя Джеб спорил с папой. Дядя Джеб пыталсяубедить папу, что никому нельзя доверять. Папа отшучивался. Дядя Джеб схватилсо стола фотоальбом и… нацарапал на обложке какие то линии. Папа рассердился,сказал, что мама будет ругаться. Джеб ответил: «Мать Линды просила вас всех еенавестить, ведь так? Вот так, ни с того ни с сего? Расстроилась, что приедеттолько Линда? Я тебе вот что скажу, Тревор: Линда вернется на удивлениепокладистой. О, конечно, она может притвориться, что сердится, но разницу тызаметишь». Тогда это казалось полной бессмыслицей, но папу слова Джеба сильнорасстроили. Он велел дяде убираться, тот уперся, стал предупреждать, просилопомниться, пока не поздно, схватил меня и прошептал: «Не давайся им, девочка.Иди с самого начала, по линиям. Дядя Джеб приготовил безопасное место». Послеэтого отец и вышвырнул его за дверь.

Джаред рассеянно кивает, все еще изучая линии.

— С начала… по линиям… Наверняка они что то значат.

— Значат? Эти каракули? И на карту то не похоже: даже несоединяются между собой.

— Взгляни, в первой точно что то есть. Что то знакомое. Ягде то уже такое видел!

Я вздыхаю.

— Может, он сказал тете Мэгги, и у нее есть карта получше.

— Может, — соглашается Джаред, не отрывая взгляд откаракулей дяди Джеба.

Мелани тащит меня в прошлое, к какому то давнемувоспоминанию — воспоминанию, которое долго от нее ускользало. Я с удивлениемпонимаю, что она соединила эти два кусочка, старый и свежий, совсем недавно.Когда я уже была здесь. Поэтому то линии, самый самый заветный ее секрет, всетаки просочились через прочные заслоны, — слишком внезапно она наткнулась наразгадку.

В этом расплывчатом детском воспоминании Мелани сидит наколенях отца и держит в младенческих ручках с пухлыми пальчиками все тот жеальбом — правда, пока не такой потрепанный. Странное ощущение — видеть своетело в детстве.

Открыта первая страница.

— Помнишь, где это? — спрашивает папа, показывая на старуюпожелтевшую фотографию наверху страницы. За долгие годы бумага совсемистончилась — снимок сделан каким нибудь прапрапрапрадедушкой.

— Отсюда пошли все Страйдеры, — отвечаю я, повторяя урок.

— Верно. Это старое ранчо Страйдеров. Тебя однажды тудавозили, года полтора тебе было, не помнишь, наверное. — Папа смеется. — Этаземля принадлежала Страйдерам с самого начала…

Фотография всплывает в памяти: фотография, на которую онасмотрела тысячу раз, но не видела. Черно белый, выцветший снимок. Бревенчатыйдом посреди пустыни; на переднем фоне — невысокая ограда из поперечных досок;между оградой и домом — размытые силуэты лошадей. А дальше, за всем этим,знакомый резкий профиль…

По верхнему краю, на желтоватом фоне карандашом нацарапаныслова: «Ранчо Страйдеров, 1904, утром в тени…»

— В тени Пикачо Пика, — тихо произношу я.

«Он тоже догадался бы, даже если они так и не нашли Шэрон. Язнаю, Джаред понял бы. Он умнее меня, и у него есть фотография — наверное, онраскрыл секрет даже раньше меня… Может быть, он совсем рядом».

При этой мысли Мелани охватило такое возбуждение, что глухаястена в моей голове растворилась.

Теперь я видела все их путешествие, видела, как они сДжаредом и Джейми пробираются окольными тропами, всегда ночью, в неприметнойкраденой машине. Неделями. Видела, как они расстались в лесопарке неподалеку отгорода, так непохожем на привычную пустыню. Холодный лес, где ждали Джаред иДжейми, в некотором роде был безопаснее скудной пустынной растительности — затолстыми ветвями деревьев хотя бы можно было укрыться. Впрочем, незнакомыезвуки и запахи казались куда опаснее.

Затем разлука, воспоминание, болезненное до дрожи, котороемы дружно поспешили проскочить. Дальше — заброшенное здание, где пряталасьМелани, высматривая в окна соседний дом. Там, между стен или в потайномподвале, она надеялась встретить Шэрон.

«Зря я тебе показала, — устало подумала Мелани. Ее утомилнаплыв воспоминаний, попытки убедить и сдержать меня. — Ты скажешь им, где ееискать. Ее ты тоже убьешь».

— Да, — вслух проговорила я. — Я выполню свой долг.

«Почему? — прошептала она сонно. — Разве это сделает тебясчастливой?»

Я не хотела с ней спорить и поэтому промолчала.

Гора надвигалась. Еще немного — и мы окажемся под ней.Показалась небольшая автозаправка с магазинчиком и закусочной, а рядом —заасфальтированная площадка, место для домов на колесах. Сейчас, в разгарлетней жары, она почти пустовала.

Что теперь? Остановиться пообедать — или, скорее, поужинать?

Заправиться и ехать дальше в Тусон, чтобы поделитьсянедавними открытиями с Искательницей?

Эта мысль внушала такое отвращение, что пустой желудокзапротестовал. Я непроизвольно сжала челюсти, ударила по тормозам, и машина свизгом встала посреди дороги. Мне повезло, что сзади никто не ехал. Никто неостановился, не стал предлагать помощь и проявлять заботу. Шоссе пустовало.Солнце пекло, и асфальт местами почти таял в облаке густого марева.

Почему же я чувствовала себя предательницей, собираясьпоступить, как велел долг? В моем первом языке, истинном языке Души, на которомговорили только на планете Истоке, не было слова «предательство» или«предатель». И даже слова «верность» — потому что без противоположного понятияоно тоже теряет смысл.

И все же, едва подумав об Искательнице, я испытала глубокоечувство вины. Нельзя говорить ей о том, что я узнала. Нельзя? Почему? Яторопливо отвергла подобные рассуждения. Стоять здесь, ждать и слушать уговорыносителя — вот настоящее предательство. Немыслимое для Души.

И все таки я знала, чего хочу, — так страстно и жадно я нехотела ничего за все мои восемь жизней. Стоило зажмуриться на солнце, подвеками плясал образ Джареда — не воспоминание Мелани, а мое воспоминание о еевоспоминании. Она ничего мне не внушала. Она лишь ждала, почти неощутимая вмоей голове, — я представила, как она, словно бы затаив дыхание, покорно ждаламоего решения.

Я не могла отделить себя от желаний этого тела. Я проникла внего глубже, чем предполагала. Я хотела, или хотело оно? Разве была хоть какаято разница?

В зеркале заднего вида блеснул на солнце бампер — вдалекепоказалась машина.