Шепот в песках - Барбара Эрскин Страница 24

– Кто – наверное, какой-нибудь джинн? Они, кажется, любят жить в разных бутылках.

– Да, она так и называет его – джинном, – подтвердила Анна с улыбкой, которая должна была означать: я и сама в это не верю, и мне ничего не стоит посмеяться над этим точно так же, как только что, хотя и про себя, посмеялись вы.

– Прямо так и называет? Какая интригующая история… Что ж, в любом случае вам совершенно ни к чему лишаться сна из-за подобной игры воображения. Может быть, не стоит читать на ночь вам такую литературу… – Он встал. – Что вам принести?

Анна смотрела, как он прошел через столовую к стойке, как взял пару тарелок, как выбрал из корзинки на стойке два самых больших круассана, как шел обратно к столу.

– Мы прибыли. Видите? – Поставив тарелки на стол, он махнул рукой в сторону окон. – Только-только успеем поесть, а потом нужно сразу же идти, чтобы выбрать себе калеш посимпатичнее. – И, уловив ее удивление, пояснил: – Калеш – это такой местный экипаж. Мы поедем в храм в лучших традициях страны фараонов.

Вдоль набережной выстроился в ожидании туристов ряд четырехколесных открытых экипажей, в которые были запряжены невообразимо тощие лошади, а на козлах восседали возницы-египтяне в ярких галабеях и тюрбанах. Рядом с каждым возницей лежало по длинному, устрашающего вида бичу, которыми то один, то другой из них поминутно щелкали. Шум и гам стояли просто оглушительные, поскольку, помимо стука копыт, скрипа колес, ругани возниц и выкриков гидов, звуковую картину дополняли пронзительные вопли доброй дюжины мальчишек, которые, вертясь под ногами у лошадей, клянчили деньги и наперебой расхваливали достоинства того или другого калеша.

Посреди всей этой восточной неразберихи Анна оказалась рядом с Сериной и испытала облегчение, поняв, что им предстоит ехать в одном экипаже. Почти безотчетно она высматривала в толпе Энди и Чарли, но так и не заметила их, а когда увидела, они уже сидели в одном из калешей вместе с Джо и Салли Бут.

Вознице, которого, как он тут же сообщил седокам, звали Абдуллой, на вид можно было дать любой возраст от семидесяти до ста пятидесяти. В его широко осклабленном рту Анна заметила всего пару зубов. Кожа у него была очень темная, сплошь иссеченная глубокими морщинами, и все это, вместе с отсутствием зубов, придавало ему еще более разбойничий вид. Усаживаясь рядом с Сериной, Анна горячо помолилась про себя, чтобы он не высадил их где-нибудь в пустыне, где их никогда не найдут. Они тронулись с места легким галопом, обгоняя другое калеши и направляясь к центру города, где лошади понеслись наравне с грузовиками и легковыми машинами, по-видимому, не испытывая ни малейшего страха перед ними. Крепко вцепившись в борт экипажа, Анна жалела только, что у нее нет еще одной руки, чтобы достать фотоаппарат. Было нечто глубоко первобытное в подобном способе передвижения, который, несмотря на всю свою опасность, чем-то захватил ее.

Калеш подпрыгнул на ухабе, и Анна повалилась на сидящую рядом Серину. Та засмеялась:

– Чудесно, правда? Мне так хочется поскорее увидеть храм Идфу. Знаете, он совершенно особенный, и далеко не такой древний, как, например, Карнакский, который мы увидим на следующей неделе. Он был построен в царствование Птолемея, но знаменит своими надписями и каменной резьбой. Даже в римскую эпоху эти люди свято верили в своих старых египетских богов.

Анна вдруг пожалела, что отдала столько времени чтению страниц дневника, посвященных таинственному флакончику; надо было найти то место, где Луиза писала о своем пребывании в Идфу. Пока калеш катил по главной улице, она попыталась представить себе Луизу и Хассана в этих местах. Вдруг сзади раздался крик. Анна обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как с ними поравнялся другой такой же экипаж, запряженный серой лошадью с ребрами, выпирающими, как вешалка из-под одежды. Возница щелкнул бичом над головой животного и издал торжествующий вопль, а Энди, сидевший в этом калеше, помахал рукой и крикнул:

– Кто приедет последним, платит за пиво!

Калеш с серой лошадью унесся вперед. Серина засмеялась, но как-то не слишком весело.

– Он как ребенок, правда?

Анна вопросительно подняла бровь.

– Он всегда такой? То есть я имею в виду, что, если они с Чарли действительно близкие друзья, вы, наверное, часто встречаетесь с ним в Лондоне.

– Не так уж часто, – пожала плечами Серина. – Во всяком случае, реже, чем хотелось бы Чарли…

Она не договорила, потому что прямо перед ними дорогу переходила женщина с большим арбузом на голове. Абдулла, хитро ощерившись, щелкнул бичом в воздухе, едва не задевая ее; женщина повернулась, громко обругала его и пошла своей дорогой, прямая и изящная. Арбуз при этом даже не шелохнулся.

– Они просто великолепны! – воскликнула Серина, а в руках у Анны, воспользовавшейся тем, что сейчас экипаж двигайся в самой гуще различных транспортных средств, а значит, не несся сломя голову, наконец-то появился фотоаппарат. Серина наблюдала, как Анна наводит его и прицеливается вслед удаляющейся женщине. – Интересно, почему мы не носим вещи на голове. Кажется, подобного обычая никогда не существовало на Западе, или я ошибаюсь?

– Может быть, это из-за нашей сырости, если бы мы носили все на голове, вещи намокали бы от дождя, а у всех англичан развился бы артрит в области шеи, – ответила Анна, смеясь. – Если в один прекрасный день на автобусных остановках народ будет стоять с сумками и портфелями на голове, это будет означать, что действительно началось глобальное потепление.

Смех обеих женщин стих, когда их калеш миновал совсем еще маленького мальчика, несшего под мышкой связанную индюшку. Перепуганная птица тяжело дышала, глаза у нее были совсем обезумевшие. Анна подняла было фотоаппарат, но Серина покачала головой:

– С чем всегда было трудно мириться, так это с жестокостью. Эта птица, эти лошади…

– Но похоже, на самом деле они не бьют их, – возразила Анна. – Большинство из них щелкают кнутом, чтобы произвести впечатление на нас. Я специально присматривалась. Мне кажется, им отлично известно, как расстроятся изнеженные европейцы, если они будут хлестать своих кляч по-настоящему.

– Да, возможно, пока мы здесь, они этого не делают, но потом? – не слишком уверенно отозвалась Серина.

– По крайней мере, они кормят их. – В каждом калеше лежал мешок, набитый ярко-зеленым берсимом.

Оставив экипажи в тени позади храма, они пешком дошли до входа. Анна воззрилась на храм едва ли не в ужасе. Квадратный, приземистый, он был громаден, а перед ним возвышался поистине циклопический сорокаметровый пилон, сплошь покрытый вырезанными на камне сценами разгрома Птолемеем своих врагов. Остановившись перед пилоном, пассажиры «Белой цапли» послушно окружили Омара, рассказывавшего им о роли и значении храма в двухтысячелетней истории Египта.

Неподалеку от входа, рядом со статуей бога Гора, изображенного в виде огромного сокола, появилась высокая фигура в широком белом одеянии. Сначала Анна взглянула на этого человека случайно, потом стала присматриваться. Черная полоса тени пересекла ослепительную белизну его галабеи, когда он молча прислонился к стене, скрестив руки на груди. Анне показалось, что он наблюдает за ними, и она вдруг занервничала.