Храни меня, любовь - Светлана Полякова Страница 24

— Да, — едва слышно прошептала она, и он не обернулся, понимая, что увидит в ее глазах те слезы, которые внутри, те самые, которые жгут тебя, по не спешат вылиться, подарив радость освобождения от боли…

«Я хотел бы соврать, но я не могу».

Снег в окно. Кровать и стулья осыпая…

Снега не было — была почерневшая от дождя улица, было темное небо, была тоска…

«Как же так, ведь правду говорить легко и приятно, а мне — гадко… Или это потому, что я говорю — полуправду?»

«И жди теперь, что грянет гром небесный и храм твой брошенный сгорит неоскверненным».

Ее руки оказались на его плечах (надо повернуться к ней лицом, надо продолжить эту игру), она прижималась к его спине, а он не поворачивался, как будто вот так — не видя этого обмана, ему легче обманывать самому…

Надо повернуться. Надо ее поцеловать. Надо засмеяться.

— Дим, тебе правда надо на работу?

Она спросила об этом детским голосом, растягивая слова.

— Правда, — сказал он.

— Жа-а-алко…

— Ничего не поделаешь. Надо.

Бессмысленное перекидывание фразами, усмехнулся про себя. И вообще все — лишено смысла… «Сердце без любви испытывает только радость, когда его нещадно грабят…» А его сердце устало наблюдать, как это происходит. Ему захотелось навести там порядок. Снова зажечь лампаду. Закрыть двери и окна от грабителей и соседей. И успокоить его.

Зачем это чувство, не приносящее радости?

Теперь он не мог отвернуться, спрятаться от ее взгляда, уйти в собственные фантазии о другой женщине.

Той, случайной, которой его халат подошел бы больше и которую он больше не увидит.

Случайное лицо, проявившееся на мутном стекле реальной жизни.

Случайный профиль.

Случайно услышанный голос…

Все это так глупо, Дима, так глупо. Когда же ты станешь взрослым человеком? Перестанешь придумывать свою жизнь, смиришься, прекратишь наполнять случайно встреченные лица обычных женщин — небесными, сказочными чертами?

И сам себе ответил — надеюсь, что никогда…

Не потому, что ему нравилось быть взрослым ребенком — нет, он старался бороться с собой, наступать на горло своим желаниям. Не поэтому…

В этом было что-то другое…

Он вспомнил, как давно, очень давно, зашел в храм. Случайно.

Навязанное ему еще в детстве неприятие всего, связанного с Богом, и теперь мешало. Он поднимал глаза к небу, и тут же ему становилось стыдно, как будто он делает что-то смешное и неприличное даже… Но как запретный плод был сладок, так и небо притягивало его взгляд, и он тайком, стараясь остаться незаметным, все-таки смотрел туда, надеясь, что однажды он научится молитве — пускай маленькой, чтобы можно было ее проговаривать незаметно, но непременно научится, и тогда он поймет важное…

Он найдет это важное, иначе нет смысла.

Нет смысла в этом мельтешении во имя денег, секса, или — человек и в самом деле только разновидность животного?

Нет! Даже животные умеют любить.

И чем дальше он шел по жизни, чем глубже подчинялся законам этого мира, тем глубже становилось в нем чувство, что это все должно быть не так, что человек не может и не должен жить так…

Тогда-то он и оказался в храме. Служба уже кончилась, он стоял одинокий и боялся — сам не зная чего, и почему-то ему было тут хорошо, но он все равно боялся — словно продолжал делать что-то запретное…

И вот тогда его взгляд остановился на Ней. Мягкое лицо, с теми тончайшими чертами, которые бывают лишь на иконах, и взгляд был живым и теплым… А рядом стояла совсем юная, тоненькая девушка в монашеской одежде, и ее лицо показалось ему очень похожим на образ, точно мягкое Его свечение тронуло и лицо этой девушки, превращая его в Лик.

Он не смел дышать, опасаясь, что дыхание разрушит это чудо. Девушка молилась. А он почему-то подумал, что ему очень хочется, чтобы она помолилась и за него, и еще он осознал, что за него никто не будет молиться — его мать и отец были убежденными атеистами, а кто еще его любит на этой земле?

И такой тяжелой, такой непереносимой была эта мысль, что он чуть не задохнулся и выбежал прочь, боясь заплакать.

Теперь, вспомнив о том случае, он понял, почему ему не дает покоя его незнакомка из автобуса…

Она была похожа на ту монахиню. Такое же выражение лица, такая же тонкость черт, и… Почему-то пришло в голову вот что — она за него, Диму Воронова, помолилась бы.

Она бы молилась за него день и ночь, теплыми самыми молитвами, и показала бы ему путь. Нашла бы смысл. И подарила бы — радость…

Рядом с ним же была Лора, женщина, которая не захочет никогда молиться.

— Лора, ты…

Он подумал, что вопрос повиснет в воздухе — в лучшем случае. В худшем — вызовет смех.

— Что?

Ее пальцы нежно коснулись его глаз, потом губ. Он молчал, не решаясь заговорить.

— Ты что-то хотел сказать или спросить?

— Лора, — решился он наконец, — а ты молишься? Хотя бы иногда?

Вопреки его ожиданиям, она не засмеялась. Она задумалась, немного удивив его этим, — на секунду ее лицо стало похожим на лицо ребенка, которому задали вопрос, на который он не знает ответа.

— А кому? — подняла она на него глаза.

— Что значит — кому? — переспросил он.

— Кому надо молиться? — улыбнулась она.

— Богу, святым, ангелам…

— Бог умер, святые ушли, а ангелы улетели, — тихо, без улыбки, сказала она. — По последним данным разведки, небеса пусты. Мы перестали быть интересны хоть кому-то, даже летающие тарелки там больше не показываются…

Ее глаза были серьезными, он напрасно искал там улыбку.

Она сейчас была серьезна и грустна, и он подумал — как же она будет молиться, у нее не получится, за нее саму надо молиться…

— Раньше я иногда молилась, — прервала она тишину, окутавшую их. — Давно… Потом я поняла, что это так же нелепо, как читать стихи в пустом зрительном зале… Никто не слышит.

Она потянулась, тряхнула роскошными волосами и обернулась с лукавой улыбкой.

— Странные вы задаете вопросы, сэр, — погрозила она ему наманикюренным пальчиком. — Почему это вас такие вопросы занимать стали после…

Она не договорила, рассмеявшись.

— Не после, — признался он. — Они уже давно…

— Глупый ты, Димка, — сказала она, нежно коснувшись губами его волос. Ее глаза были теперь совсем близко, он видел ту самую мистическую игру оттенков, которая когда-то давно заставила его остановиться, забыть все на свете и пойти за ней следом.

Он и сейчас замирал, увидев ее глаза вот так, близко, а потом его бросало в жар, но не теперь. Теперь с ним что-то произошло. Она поняла это, со вздохом отодвинулась и встала.