И снова о любви - Лорейн Заго Розенталь Страница 24

— Да, — согласилась я.

Нам рассказывали об этом на занятиях по половому воспитанию.

Но я не была уверена, что все остальное тоже правда. Мне казалось, Ли пытается пощадить мои чувства. Как мама, когда одноклассница однажды не пригласила меня на день рождения. Помню, мама сказала тогда: «Сдалась тебе эта выскочка и ее чертов день рождения! Кто она такая? Насколько я знаю, ее папаша два года сидел в тюрьме за неуплату налогов».

Но все же в глубине души я верила Ли. И чувствовала теперь облегчение, словно она отвела мою руку от симпатичного пса с острыми как бритва зубами, который мог изуродовать меня на всю оставшуюся жизнь.

После праздников я выкинула Дэла из головы и сосредоточилась на вещах более важных: на отметках, рисовании и подготовке к вступительному экзамену по толстому учебнику, купленному мамой в «Барнс энд Ноубл».

В Холлистере мы обедали вдвоем с Саммер, без Ли — она упорно занимала место в противоположном конце кафетерия. Хотя на классном часе и на уроке рисования я с ней разговаривала. Я старалась уделять каждой из подруг побольше внимания, чтобы загладить случившееся в новогоднюю ночь. Представляла, что Саммер — это масло, а Ли — вода. Обе по-своему ценны, но смешать их невозможно.

Первую субботу января я провела вместе с Саммер в гипермаркете «Блумингдейл», а вторую — с Ли в музее Гуггенхайма. Наследующий день Рейчел достала бесплатные билеты, и мы с Ли отправились на утренний спектакль «Кошек» в театр «Уинтер гарден». Я предупредила маму, чтобы не выдавала меня Саммер, если та позвонит.

— Ох, Ариадна, — усмехнулась мама, — неужели это и вправду необходимо?

— Однозначно, мам, — ответила я. — А то Саммер расстроится.

— Скорее приревнует. Она не привыкла ни с кем тебя делить.

Мама точно подметила. И 16 января, когда Эвелин выразила желание собрать семью на обед по случаю моего семнадцатилетия, я это учла и пригласила только Саммер. Она всегда приходила на мой день рождения, а Ли о нем не знала, так что я никого не обидела. По крайней мере так я думала.

— Надеюсь, тебе понравится, — сказала Саммер.

Мы сидели на диване в гостиной Эвелин в ворохе разорванной упаковочной бумаги. Подарок Саммер я развернула последним. Мама с папой подарили мне колечко с гранатом, а Патрик и Эвелин — свитер из искусственной ангорской шерсти. Киран преподнес смешные бусы из сырых макарон, которые я не снимала весь день, чтобы его порадовать. Рожки свешивались с моей шеи, пока я открывала подарок Саммер — золотой кулон в виде сердца с гравировкой «Лучшая подруга». Она сказала, что я — ее самая лучшая подруга, и мне было очень приятно. Тина передала мне домашнее печенье, упакованное в изысканную коробочку с большим бантом и визиткой «БАНКЕТЫ ОТ ТИНЫ. РАССКАЖИ ДРУЗЬЯМ».

Я положила карточку к себе в кошелек. Затем мы все уселись вокруг кухонного стола и пили чай с печеньем и тортом, купленным Эвелин в кондитерской «Каравелла». По бокам торт был украшен засахаренными маргаритками, а в середине — ванильное мороженое с шоколадной крошкой, и я подумала, что не одна Саммер сегодня постаралась сделать мне приятное.

Эвелин была в превосходном настроении. Она еще больше похудела и выглядела замечательно. На обед она приготовила для нас салат, чесночный хлеб и лазанью — очень вкусную, хотя и из полуфабриката, что продают замороженными в коробках.

— Попробуй печенюшку, Эвелин, — предложила Саммер.

Диверсия! Именно это слово пришло мне на ум. Эвелин на диете, а Саммер явно хочет, чтобы моя сестра оставалась такой же упитанной. Видимо, надеется завести шашни с Патриком. Тот сидел напротив меня и выглядел шикарно, как всегда: светлые волосы, большие ладони, размеру которых — я была уверена — соответствовали и все прочие части тела.

— Не могу, — ответила Эвелин. — Слежу за весом.

Саммер кивнула:

— Заметно. Ты уже хорошо сбавила.

Вот и славно. Наверное, я слишком мнительна. Саммер пошла в ванную, а папа с Патриком — в гостиную смотреть игру «Рэйнджерс» против «Брюинз». Эвелин ела яблоко, и я гордилась ею — она старалась не нарушать диету. Вот бы ей похудеть так, чтобы влезть в свои старые школьные вещи, сложенные у нас в подвале: топики, и платье — подделка под Диану фон Фюрстенберг, и джинсы «Джордаш», которые мама терпеть не могла: «Они такие узкие, что весь срам видно. Когда-нибудь, Эвелин, ты заработаешь себе молочницу, достойную описания в медицинских журналах».

Молочницу Эвелин не подхватила. А те джинсы уже лет десять как вышли из моды. Но все равно было бы здорово, если бы сестра в них влезла — глядишь, родители купили бы ей новый гардероб на часть оставленных дядюшкой Эдди денег. Тогда, наверное, у нее хватило бы смелости пойти на курсы, где ее научили бы готовить, а не заказывать еду по телефону.

Прикончив второй кусок торта, мама взялась за сигарету. Просить ее не курить и не есть слишком много — тратить слова впустую.

— Эвелин, — сказала она, — знаешь, а твоя сестра снова в списке отличников.

Я замерла. Ну зачем, зачем, зачем она это делает? Эвелин покачала головой, а мама щелкнула зажигалкой и сквозь неровный, зловещий дым продолжала хвастать моими высокими отметками по математике и английскому. Когда дело дошло до рисования, мне вдруг пришла в голову мысль, что сейчас она испытает «организм».

— На родительском собрании, — она театрально взмахнула рукой с зажатой между пальцами сигаретой, — учитель сказал, что Ари очень талантлива и что у нее не будет абсолютно никаких проблем с поступлением в Парсонс. Абсолютно никаких проблем.

Абсолютно. Никаких. Проблем. Именно так она и заявила. Как может образованный человек быть таким нечутким? Неужели она забыла, что нам нужно заботиться об Эвелин, а говорить о моих хороших отметках и талантах — то же самое, что упорно называть ее тупой жирной коровой?

— Здорово, — отозвалась Эвелин с неловкой улыбкой, с какой обычно люди смотрят на страшненького младенца: «Какой симпатяшка. Просто прелесть. (Никогда не видел никого омерзительнее, но нужно улыбнуться и пощекотать уродца, чтобы не прослыть невежей.)».

Я изо всех сил пыталась придумать, как сменить тему, когда вернулась Саммер, а Киран вспомнил о новом наборе гоночных машин.

— Пойдем, поиграешь со мной, тетя Ари, — канючил он, дергая меня за рукав.

— Не сейчас — ответила я. — Видишь, мы разговариваем.

Но Киран не отставал. Прильнул ко мне. Захныкал. Принялся дергать за бусы из макарон.

— Оставь в покое тетю Ари, — попросила Эвелин. — Потом поиграем.

Тут и случилось самое худшее. Одно из мгновений, которые заставляют тебя вновь и вновь вспоминать мельчайшие подробности, чтобы определить секунду, когда ты мог предотвратить произошедшее. «Если бы я не сидела в мокром купальнике, то не застудила бы почки. Если бы я не натерла воском пол, бедный дедушка не поскользнулся бы и не сломал шею». Так вот, если бы я пошла играть с Кираном в машинки, он не выдал бы Эвелин: